Лучшего, чем обслуживание столиков. Я дам тебе блестящую рекомендацию, когда она тебе понадобится. — Он улыбается мне, но его улыбка быстро исчезает, когда по моим щекам катятся новые слезы. — Я скажу тебе, что сделаю. Я позволю тебе отработать свою сегодняшнюю смену, как и планировалось. Поскольку знаю, что деньги тебе пригодятся.
Я достаю из коробки салфетку и вытираю глаза. Открываю рот, чтобы поблагодарить его, но вырывается только писк.
Эта работа идеальна. Она гибкая, находится всего в нескольких кварталах от больницы и нашей крошечной квартирки. Мне нужно быть рядом на случай, если я понадоблюсь бабушке. Мы — это все, что есть друг у друга.
Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Это всего лишь неровность на дороге, что-то лучшее не за горами. Я должна в это верить.
После уборки мы с Одессой берем свои куртки и выходим через заднюю дверь на улицу.
— Я не могу поверить, что сегодня твой последний день, — говорит она.
— Знаю. Я буду скучать по этому месту.
— Хочешь, подвезу тебя домой? Прохладно, и ты знаешь, что девушка с таким бледным цветом лица не должна ходить одна. Ты практически светишься в темноте.
— Большое спасибо. — Я смеюсь. — Это всего несколько кварталов, и мне не помешает свежий воздух.
— Хорошо, сестренка. Позвони мне завтра.
Я машу ей рукой, когда она проезжает мимо. Утренние часы — мое любимое время в городе. Сейчас царит тишина, которой нет днем. В это время я чувствую себя особенной и связанной с городом сильнее, чем днем, когда здесь много людей. Я делаю глубокий вдох, а затем выдыхаю и наблюдаю, как воздух изо рта превращается в облачко. Это идеальное время, чтобы побыть наедине со своими мыслями.
Сзади меня загораются фары. Я не поворачиваюсь в их сторону, а игнорирую их. Если время, проведенное в городе, и научило меня чему-то, так это тому, что нужно смотреть вперед и просто продолжать идти.
Впереди меня к обочине подъезжает черный лимузин. Заднее стекло опускается. Краем глаза я вижу, как мужчина лет сорока с худым лицом, круглыми очками в черепаховой оправе и темными волнистыми волосами, зачесанными назад, откидывается на сиденье.
— Женщина не должна ходить в этой части города одна, — говорит он. — Садись. Я тебя подвезу.
Он открывает дверь и откидывается на спинку сиденья, словно и не думает о том, что я могу отказаться.
Я смотрю вперед и продолжаю идти.
Машина движется следом, не отставая от меня.
— Карина, ты меня не узнаешь? — спрашивает он.
Услышав свое имя, я останавливаюсь и, наконец, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на мужчину. Он мне смутно знаком, но за время работы в ресторане я видела так много людей, что он может быть кем угодно.
— Меня не нужно подвозить, — говорю я, прежде чем продолжить идти.
— Не будь смешной. Садись. Я хочу с тобой поговорить. Это самое меньшее, что ты можешь позволить мне сделать после того, как я тебя уволил.
Я медленно останавливаюсь, осознавая, кто он такой. В кухонном помещении на стене рядом с дверью в столовую висит фотография владельца «John's Bar and Grille» Александра Винтерборна.
Это сделано для того, чтобы мы узнали его, если он вдруг зайдет. За все годы работы в этом заведении я ни разу его не видела.
Так почему же он здесь сейчас?
— Вы меня уволили, а теперь предлагаете всего лишь подвезти домой? Это не похоже на честную сделку.
— Это самое меньшее, что я могу сделать. — Он ухмыляется как кот, съевший канарейку. — К тому же, я хочу с тобой поговорить.
— Поговорить? Единственное, о чем мне можно с вами поговорить, это о возвращении моей работы. Вы предложили Антонио хреновую причину, чтобы уволить меня. Я официантка и не слишком много зарабатываю.
Я продолжаю идти, как никогда решительно настроенная уйти от него и вернуться домой. Завтра мне нужно встать пораньше, чтобы увидеться с бабушкой, а потом начать искать работу. У нас нет никаких сбережений. А в последнее время с ее медицинскими счетами все стало так плохо, что я едва свожу концы с концами.
Дверь машины открывается. Мистер Винтерборн выходит и быстро догоняет меня. Он худой и высокий, в приталенном темно-синем костюме-тройке. Его ботинки стучат по неровному тротуару, когда он идет в ногу со мной. Все в нем говорит о деньгах.
— Если ты не позволишь мне отвезти тебя домой, тогда мне придется проводить тебя пешком.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, чувствуя, как от шеи к щекам поднимается жар гнева.
— В чем твоя проблема? Моя бабушка в больнице, а я только что потеряла работу! Только так я могла платить за квартиру. У нас нет ни сбережений, ни родственников, которые могли бы нас выручить, ничего. И что, по-твоему, будет теперь, когда у меня нет работы? Ты не думал, что, может быть, я просто хочу побыть одна?
— Карина, правда, — говорит он, все еще ухмыляясь. — Думаешь, я этого не знаю? Как ты думаешь, почему я здесь? Я очень занятой человек, и меня бы здесь не было, если бы я не знал, что мы можем помочь друг другу. Поэтому, хотя ты сейчас расстроена, и вполне обоснованно, я думаю, что тебе стоит уделить мне несколько минут своего времени. — Он делает паузу, оценивая мою реакцию. — Ты, наверное, смотришь на меня и думаешь, что мне всю жизнь было легко. Это не так. Я знаю, каково это — потерять все. Я знаю, каково это — не знать, где взять деньги на еду. Но я здесь не для того, чтобы говорить о себе. Скажем так, я здесь, чтобы стать твоей феей-крестной.
— Моей феей-крестной? Отлично, значит, ты не только придурок, но еще и сумасшедший? Обалдеть. Я слышала, что у всех вас, богатых людей, не все в порядке с головой. Наверное, запах всех этих денег пропитывает вам голову и повреждает клетки мозга.
— Ты имеешь полное право ненавидеть меня за то, что я лишил тебя работы. У меня нет проблем с этим. Но у меня есть для тебя предложение. Если ты сделаешь для меня всего одну вещь, одну маленькую вещь. Что-то, что тебе может даже понравиться. То я дам тебе 20 000 долларов наличными.
Он не может говорить серьезно. Как бы мне ни хотелось идти дальше, я останавливаюсь. Наконец-то он завладел моим вниманием.
— Хорошо, я выслушаю тебя. Но если это будет связано с чем-нибудь из твоего больного, извращенного ума, например, с чем-то сексуальным
