мятежников. Потому леди Джейн была для меня символом страшного настоящего. Я же более всего стремился заглянуть в грядущее, и потому особое внимание уделял младшей сестре герцогини славной резвой девочке по имени Энн. Тем не менее, леди Джейн запомнила меня. Почему?
За поворотом дорога разделилась. Правая ветвь, более ухоженная, поднималась в гору к замку. Левая, изрядно разбитая тяжело гружеными телегами, уходила вдоль горы к довольно большому селению. Вероятно, оттуда и ехал фермер.
– Джайлс считает, что я виновна в гибели его семьи, – проследив за моим взглядом, сказала леди Джейн. – Он так и не понял, что никому не позволено безнаказанно задевать Силы Ночи. Потому что они всегда готовы напомнить о своем существовании, в отличие от множества других богов, придуманных людьми.
Я промолчал, вспомнив свой разговор накануне отъезда.
– То, что вы затеяли, друг мой, – сказал мне принц Кларенс, – есть чистейшей воды безумие.
– Отчего же?
– Будь на моем месте, отец Бенедикт, – улыбка на лице Кларенса была бледной, но голос звучал решительно, – вероятно бы ответил уместной цитатой из какой-нибудь мудрой книги. Но я скажу тебе просто (оставаясь один на один, мы всегда переходили на «ты»), есть в нашем мире вещи, постижение которых опасно, а потому не нужно.
– А, кроме того, – нарушил мои размышления низкий голос леди Джейн, – его сначала предупредили, но он не внял предупреждению.
Это было более чем странно: владетельная государыня, не признающая над собой никакой власти – ни божьей, ни королевской – как бы оправдывалась перед случайным гостем. И в чем? Или она все-таки догадалась? Но даже если догадалась, какой смысл – вот так объясняться со мной? Кто я ей?
– Джайлс оскорбил Человека Песка, – между тем монотонно продолжала леди Джейн, – а тот не понимает насмешек: у него нет чувства юмора.
– Точнее есть, – тут же пояснила она, и я вновь увидел полыхание ночи, – но весьма своеобразное.
Тем временем мы до половины одолели подъем. Солнце окончательно исчезло за горизонтом, и в резко наступивших густых сумерках слова герцогини прозвучали немного зловеще.
– Ваша светлость всегда путешествует в одиночестве? – желая сменить тему, осведомился я.
– Что может угрожать дочери дьявола? – не без вызова ответила леди Джейн, и снова невольно подумал, неужели этот вызов, как и прежнее объяснение, обращены к настоящему мне?
– Нет, не всегда, – между тем продолжала она уже вполне спокойным тоном, – иногда ко мне присоединяются мои друзья.
Разговор наш опять прервался, и некоторое время мы ехали молча: она целеустремленно смотрела вперед на дорогу, а я рассеяно разглядывал причудливые переплетения ветвей, свисающие на нашем пути.
Дорога еще раз повернула направо, и мы оказались прямо у внешних замковых ворот. На крепостной стене никого не было видно, тем не менее, при нашем появлении ворота без малейшего шума распахнулись как бы сами собой. Посреди широкого двора нас встретили несколько человек, одетых в цвета герцогини (красное на черном), и она молча, не останавливаясь, приветствовала их тем же жестом, каким встретила меня.
Мы въехали во внутренние ворота и оказались посреди широкой площади. Прямо перед нами горделиво возвышался замок Найт, слева от него довольно объемное строение, вероятно, казарма, справа же находился знаменитый Храм Ночи-Покровительницы, причудливое сооружение, напоминавшее дворцы, какие, каплю за каплей, лепят из мокрого песка дети. Леди Джейн склонила голову перед Храмом и тихо прошептала что-то; в ее шелесте губ мне почудилось пожелание доброго вечера. И тут я вспомнил, что храмы, посвященные Ночи – единственные, в которых нет священнослужителей, по крайней мере, в привычном нам смысле этого слова.
К главному входу в замок вела широкая лестница, и на нижней ее ступеньке нас ожидала совсем еще юная девушка, одетая в черное с золотом. Масляные фонари освещали ее миловидное лицо, выдавая трудно уловимое, но все же несомненное сходство с герцогиней.
– Сэр Питер, – тоном дежурной любезности произнесла леди Джейн, – позвольте представить вам мою младшую сестру леди Энн, принцессу Миднайт.
Девушка безо всякого любопытства взглянула в мою сторону и тут же почтительно склонила голову. А я с облегчением подумал, что принцесса не узнала меня. Неудивительно: когда мы виделись в последний раз, она была всего лишь милым резвым ребенком.
– Миледи, – теперь ее взгляд устремился к хозяйке Найта, – я позволила себе в ваше отсутствие принять гостей. Сегодня у нас сэр Генри Уайтхауз с семьей и друзьями.
Лицо герцогини едва заметно дрогнуло. Она обернулась к Храму и опять что-то прошептала.
– Вы поступили правильно, леди Энн, – наконец ровно произнесла она. – Через час я жду моих гостей к ужину.
Затем она ласково улыбнулась мне:
– Сэр Питер, мы побеседуем после ужина. Вы же знаете, у нас в Найте ночь – лучшее время для общения.
– К сожалению, я плохо знаком с местными обычаями, ваша светлость.
– В таком случае у вас впереди много интересного, – лицо герцогини искрилось весельем, но смех ее был холоден как лед.
– Леди Энн, какие покои заняли Уайтхаузы? – тут спросила она.
– Багряные, миледи, – смиренно проговорила принцесса Миднайт.
– В таком случае, окажите любезность, поместите сэра Питера в Белых комнатах.
Распоряжение прозвучало буднично, но, тем не менее, юная принцесса слегка побледнела. Впрочем, старшая сестра вовсе не смотрела на нее. Она медленно уходила, и до меня донесся ее еле слышный шепот: "И это тоже падет на мою голову… ты слышишь: и это тоже"…
2
До ужина оставалось около пятнадцати минут, а я сидел посреди роскошных покоев и пытался решить, что мне делать далее. Точно исполняя распоряжение старшей сестры, леди Энн лично привела меня сюда. В какой-то момент мне показалось, что юная принцесса хотела что-то мне сообщить, но это видение тут же рассеялось. Она была гостеприимно-любезна, но не более того. И вот теперь я находился в этой ослепительно белой великолепно отделанной и освещенной комнате. В ту нашу последнюю встречу Кларенс, между прочим, сказал мне:
– Очень важно, какие тебе отведут гостевые покои. Если Багряные или Белые, считай свою миссию погубленной и помоги тебе…
Он споткнулся на полу фразе и смущенно посмотрел на меня.
– Ты бывал в Найте, Кларенс? – не скрывая удивления, спросил я.
– Да, – не сразу и неохотно признался он, – когда Елизавета проиграла войну, и мы вынуждены были согласиться на перемирие с этой заступницей Марии.
Похоже, главным грехом Кларенса была не снисходительность: даже сейчас через десять лет после смерти Марии, он не мог простить ей того, как она, законная наследница своего отца, стала королевой.
– И в каких комнатах ты жил?
– В Зеленых, – по-прежнему нервно ответил
