деваться… А живём хорошо, не бедствуем. И всё благодаря моему Феденьке!
Чёрная кошка
Жили вроде бы ладно. Бойкая на язык, крикливая Женька с Натальей держалась скромно, не перечила, стараясь угодить золовке. – Фёдор любил сестру, и Женька никогда не жаловалась ему на Наталью (хотя было на что). Жили мирно. А потом вдруг началось…
Между Женькой и Федором будто чёрная кошка пробежала: всё хорошее меж ними кончилось, и они стали чужими. Федор обвинял жену, что она от него «гуляет». И всегда гуляла, только он, дурак, не видел ничего – любил потому что. Да и Олька характером ни в мать, ни в отца, и лицом на него не похожа. Его ли, Фёдора, дочь?
Рассказывая эту историю Ритиной маме, Женька клялась и божилась, что «ничего такого» не было, и с чего это Федька взбеленился, не иначе Наталья ему наговорила-наплела… А ничего и не было!
– И вправду, не было? – спрашивала Вера Сергеевна. Женька отводила глаза, сыпала скороговоркой: «Да говорю же, не было, ничего серьезного, так… С кем не бывает? Кто не без греха? А любила я одного Федьку, и Ольку от него родила.
Федор ей не поверил. Собрал вещи и ушёл. Дома при ней не появлялся, а вскоре подал на развод: нашел себе другую, у неё и остался.
Наталья с порога заявила вернувшейся с работы Женьке:
– Забирай барахло и шкирдуй в свою деревню. Ты мне таперича никто, и Фёдору не жена. А дом этот мой, твоего тут ни брёвнышка нет. Так что уезжай отсель, без тебя тесно.
Женька ахнула.
– Как это, ни брёвнышка моего? Пристройку-то Федька ставил, на свои, и кухоньку сколотил, и мебель своими руками сделал…
– Вот и я о том же, Федька строил, а ты здесь причём? – отрезала Наталья. Увидев в Женькиных глазах слёзы, смягчилась. – Ладно, не реви. Чай не звери, не гоним. Поживи пока. А только через месяц чтоб тебя тут не было.
Раздел имущества
Женька поплакала, погоревала… и написала заявление в суд, требуя вернуть им с Олькой каменную пристройку к Натальиному дому, построенную на деньги мужа. Ольке к тому времени исполнилось шесть, с Фёдором они жили одной семьёй почти семь лет, почему же пристройка теперь Натальина? Олькина она! Чья же ещё? О Фёдоре, который являлся хозяином пристройки, Женька и не вспомнила. Ушёл и ушёл, живет где-то, значит, есть где жить. А им с Олькой куда деваться? Всё это Женька изложила в заявлении, как смогла, орошая бумагу злыми слезами обиды.
К негодованию Натальи, суд решил дело в пользу Женьки. Пристройку Женьке, однако же, не вернули – она осталась за Фёдором. Наталье велено было выделить им с Олькой жилплощадь, равную по метражу половине пристройки. Женька воспрянула духом: «Половина моя!». Но пристройку Наталья не отдала – отгородила фанерной перегородкой узенькую выгородку, больше похожую на коридор, чем на комнату.
Окно перегородка разделила пополам: половина Женькина, половина Натальина Вот в этом-то коридорчике – шириной полтора метра, с одного конца глухая стена, с другого пол-окна – в этом коридорчике им с Олькой полагалось жить. Охнула Женька, но делать нечего: решение суда Наталья исполнила, положенные им с дочкой девять квадратных метров «наличествовали полностью» (шесть метров в длину и полтора в ширину, шесть на полтора равняется девяти). Оговоренное в решении суда окно тоже имелось – в виде половинки. Не поспоришь.
А жить-то как?
В дальний от окна простенок Женька втиснула кровать, в середину поставила шкаф, у окна стол. Здесь было относительно светло, остальная «жилплощадь» утопала в полумраке. За столом Женька шила и варила на керосинке нехитрую еду, здесь же маленькая Олька делала уроки, сидя на деревянном табурете, который, вставая, задвигала под стол. Больше в выгородке ничего не помещалось, мимо шкафа протискивались бочком, на кровать залезали через спинку: по ширине она была такая же, как их «комната».
Вражда
Так и жили – врагами. Входили и выходили через Натальину половину, оставляя на крыльце обувку. Наталья хмуро смотрела им вслед, понимая, что проиграла. Ничего, она своё возьмёт, выживет из своего дома эту змею.
Женька помалкивала – боялась, что Наталья станет вымещать зло на маленькой Ольке. Из деревни привозила свежие яйца, домашний вкусный творог, сливочное масло (мать держала корову и овец). Выставляла на стол Наталье. – «Не побрезгуй, всё свежее, своё… На рынке-то не накупишься» – говорила Женька и торопливо проходила на свою «половину». Денег с Натальи она не брала.
Подарки Наталье нравились, деревенская сметана была густой, творог жирным, масло душистым. А то, что Женька не брала с неё денег, сразило Наталью окончательно. Она оттаяла, не злобствовала. Случалось, кормила Ольку обедом, совала горсть дешёвых конфеток или леденечного петушка на палочке: «Бери, чай не чужая. Я тебе родная тётка, а ты мне, сталыть, племяшка».
Олька несмело брала угощение, молча смотрела на тётку снизу вверх ореховыми серьёзными глазами в густых ресницах. «Глаза-то Фёдькины, – с раскаяньем думала Наталья. – И нос Федькин, и лоб, и волосы в рыжину. А он, паскудник, дитё своё бросил, забыл совсем. Сволочь всё-таки Федька!»
Наталья поутихла, не смотрела люто, но Женька знала: тут ей житья не будет. На заводе встала на очередь на кооперативное жильё, откладывала потихоньку деньги. И удивила всех, выплатив вместо первого аванса сразу всю сумму за двухкомнатную квартиру.
Глава 2. Как можно
.
..
Вы спросите, как можно скопить такую сумму, живя на одну зарплату с маленькой дочкой? Ответ на этот вопрос Рита знала: она сама покупала для тётки надувные шарики – синие, зеленые и желтые (красные не годились).
– Сколько вам? Пятьдесят?! Это зачем вам столько? – любопытствовали бдительные продавщицы. Ответ на такой вопрос у Риты был заготовлен:
– Для детского сада, к празднику. У нас там четыре группы, да ещё комнаты украсить надо, – бойко отвечала Рита, наученная тёткой, что отвечать, если спросят.
– Красненьких не хотите взять? Все красные просят, а вы зеленые… – предлагали продавщицы, но Рита неизменно отказывалась: «Красные уже купили» – и отправляла шарики в Рязань ценной бандеролью.
Шарики для детского сада
В шариках Женька выносила с завода спирт. Здесь пора уже сказать, что завод, на котором работала Ритина тётка, был винно–водочный, а водку в те времена достать было трудно, её продавали по талонам, как страшенный дефицит, хотя спирт стоил копейки. Женька разбавляла его водой, честно добавляя в 400 г спирта 600 г
