носилась. Я зашёл под навес, сел на лавку и спрашиваю:
— Баб. Ну всё-таки. Неужели там, после смерти от меня ничего не останется? Я перестану существовать? Для чего тогда жить?
— Ой Валька. До чего же неугомонная детина народилась. Вон у дядьки твого завтрать свадьба. Тут дел невпроворот, а он со смертушкой под руку лезет. Сбегал бы лучше в огород, слонов бы обобрал к столу. Да деда зови. Пусть обедать идёт.
Слонами она называла стрелки у зелёного лука. Не уследишь. Пустит лук стрелку, на ней цветок распустится да семена завяжутся. А от того весь лук в семена пойдет и луковицы не будет. Вот и обрывали их как увидят. Стрелки эти хорошо выделялись. Они всегда выше остальных перьев луковых были и толстые да мясистые. А на вкус более жгучие. Это если немного упустили. А если ещё не вымахали, да сразу молоденькими. М-м-м-м. Укусишь такой, а с него аж сок брызжет, да слегка сладковатый. А ещё баба Саша. Сестра моего деда. Научила меня из этих слонов свистульки делать.
Сорвался я с лавки и бегом в огород. Да тут и встал как вкопанный. Так. Что-то тут не так. Так не так, перетакивать не будем. Или будем?
Первое. Запахи. Нет конечно, представить их можно, но… Я могу себе представить запах хорошей и свежей еды, за свою жизнь не мало нанюхался. А как только выскочил из-под навеса, запах с еды сменился на грушу. Ну да, росла рядом груша. Но я-то про неё забыл. А тут раз и как шибануло по носу. В детстве с нюхом всё хорошо было. Проедет грузовая машина мимо, а я легко мог сказать, что она перевозит. Доски там, песок (притом отличал сухой песок от мокрого), железо какое-нибудь (опять же новое никогда не путал с металлоломом).
Второе. Ощущения. Я хорошо чувствовал щербину на лавке под собой. Оказавшись на солнце резко ощутил тепло его лучей. Да и бежать оказалось неудобно. Шлёпки на ногах норовили соскользнуть и бились об пятки. Это уже слишком как-то… Реально…
Это что у меня? Это на воспоминания уж не как не тянуло. А на что тогда тянуло? Я огляделся вокруг. Вот качели. Они пока ещё из металлического троса сделаны. Он потом мохриться проволочками стал, мы с дедом ходили в кузницу, там нам длинную трубу буквой «П» согнули да на концах зацепы позагибали. И стали качели более удобными. Точно. А я в основном помню на качелях трубу, а не трос. Что ещё? В огороде нет тропинки делящей его на две неравные части. Она же всегда была. Да нет конечно-же. Она появилась, когда дядька Степан женился и его новой семье часть огорода выделили. А свадьба только завтра. Завтра, завтра…
Что-то ещё не давало покоя. Была ещё одна неправильность во всём этом. Я опустил глаза. Тело, моё тело. Я обхватил правой рукой левую и постарался посильнее ущипнуть. Ваааууу, больно, на предплечье отпечатался красный след. Так это что? Это уже не воспоминания. Какие ещё воспоминания? Я, Валентин Витальевич Кречет. Мне 6 лет. Или не 6, а… Вот… эээ… Как стоял, так и сел на траву рядом с качелями. Качели, они на тросе, но они будут потом из трубы. Когда потом? И почему я это знаю. Ну так я же это помню, хоть и давно это было. Давно было? Или давно будет? А если будет то, наверное, не давно, а скоро. Или не скоро, но всё равно будет.
Глава 2
Не стал я вчера больше приставать ко всем с вопросом, что там после смерти. Знаю уже. Это я своим запросом к миру пробудил сознательную память прошлой жизни. Только прошлой ли. Что-то странное произошло. Жизнь то та же самая, что и сейчас. Только это не я старый попал в тело себя молодого, а я молодой получил воспоминания о будущем себе. Как будто у меня прибавилось опыта, иногда даже всплывающего в виде якобы прожитых событий.
Я откинул одеяло и посмотрел на свою грудь. Так и есть. В нижней её части, чуть левее середины продолговатое пятнышко. Это не родимое пятно, просто кожа там имеет чуть более темный оттенок. Это памятка об одной из прожитых жизней. Был я тогда девушкой и влюбился в парня из более высокого сословия. Ух, комок к горлу подкатил и в голову жар ударил. Перед глазами картинка как живая: парень белого коня на дыбы поставил. А у меня сердце удар пропустило. Да-а. Что не делали не могла я тогда отказаться от своей любви, за что и была заточена в монастырь. Но и там ничего не прошло. Вот стою я посреди кельи и вдруг из-за спины выскальзывает чья-то рука, закрывает мне рот. А с другой сторон вторая рука засаживает мне нож прямо под сердце. Вот на этом самом месте, куда нож ударил, по форме той смертельной раны, и образовалось это пятнышко. Следы прожитого остаются на наших телах.
Теперь понятно почему в детском саду всё хотел с девчонками в дочки-матери поиграть. При этом какая-то нежность в груди возникала. Правда разочаровался я тогда в этой игре. Всё меня просили с «работы» больше денег принести, а то дочке платье надо новое купить. Да в магазин за продуктами отправляли. Но вот какого-то тепла не хватало. Жаждал, тянулся за этим теплом, но сам понять не мог, что это такое и от куда оно должно взяться. Теперь понимаю. От прошлой женской жизни, недополучил я его тогда.
Покрутил левым плечом. Ага, есть некоторое неудобство в районе левой лопатки. Это памятка об ещё одной моей жизни. Был я тогда оруженосцем при одном из витязей. Но сам витязем стать не стремился. На дне моей котомки лежала икона, писанная на доске. Вот прямо в живую вижу, спрятался я в кустах, а из котомки вынимаю заветную дощечку. По краям рисунка стоят люди и тянуться к чему-то посередине. Там, чуть выше остальных должно было быть что-то. Я всматриваюсь в это место, понимаю, что должно быть изображение бога. Но там пусто, нет ничего. Короче, бога я тогда по жизни искал, да так и не успел найти. Следующее воспоминание: Стою я посреди луга у какой-то крепостницы. Обеими руками прижимаю к груди котомку с заветной дощечкой. А на меня несётся всадник. За ним развивается плащ, а в правой руке булава. Проскакивает рядом со мной конь и
