Она глянула на сверкающие огнями окна и услышала доносившийся оттуда смех. Может быть, это все-таки не тот адрес? Мать умирает, а в ее доме, похоже, в разгаре вечеринка.
По ступенькам к Джоселин спустился лакей в ливрее. Вид у него был не очень гостеприимный, словно в лице ночной гостьи он увидел потенциального противника.
– Для прошений время позднее, мисс. Вам придется уйти.
– Извините! – Джоселин вздернула подбородок. Она не могла поверить, что мать наняла такого грубого и пренебрежительного слугу. – Я – Джоселин Толливер. Это – дом моей матери, и я приехала, чтобы быть с ней!
– Дом вашей матери? Полагаю, вы заблудились или выпили лишнего. Здесь нет никакой Толливер, и если вы не уберетесь отсюда со своими вещами, я принесу прут…
– Довольно! – Возникшая в дверном проеме высокая фигура положила конец угрозам слуги. – Занеси ее вещи в дом.
Ни слова не говоря, лакей подхватил сумку Джоселин и исчез в доме, словно ему на голову вылили ушат холодной воды.
Джоселин заставила себя остаться на месте, когда к ней подошел высокий чернокожий мужчина. Он показался ей человеком без возраста. И только в печальных глазах сквозила тревога, словно он целую вечность не знал покоя. Джоселин предположила, что ему далеко за тридцать.
– Я… я – Джоселин Толливер, и…
– Я знал, что вы приедете. – Его голос на этот раз прозвучал мягко. У него была необычная речь, но Джоселин затруднялась определить, что именно было необычным. – Меня зовут Рамис. Она поклялась, что оградит вас от этого, но я знал, что вы приедете к ней.
– Значит, я не заблудилась? – Чувство облегчения смешалось с чувством тревоги. – Моя мама…
В глазах Рамиса она прочла подтверждение своей догадки.
– Хорошо, что вы приехали. Пойдемте, – он предложил ей руку, – я провожу вас.
Но он не повел ее в дом через парадный вход. Они обошли вокруг дома и через черный вход попали на кухню. Люди, работавшие там, как-то странно посмотрели на Джоселин, но не сказали ни слова, когда Рамис повел ее по черной лестнице на второй этаж. Даже сюда доносились приглушенные звуки веселья. Открыв дверь, они оказались в холле, украшенном картинами и безделушками в восточном стиле.
– Я не уверена, что… – Джоселин замолчала, увидев женщину, на которой из одежды не было ничего, кроме корсета и панталон.
Женщина улыбнулась, словно встречать незнакомых людей в нижнем белье было для нее обычным делом.
– Добрый вечер, – сказала она и, не ожидая ответа, направилась через холл к центральной лестнице.
– Она забыла одеться! – прошептала Джоселин. Рамис кивнул и тихонько подтолкнул ее вперед.
– Сюда, пожалуйста. – Он подошел к богато украшенной двери из красного дерева в конце холла. – Если пожелаете, я могу войти вместе с вами.
Джоселин колебалась. Неудобно просить незнакомца сопровождать ее. Она оглянулась на холл, где встретила полураздетую женщину. Безумство стоять перед дверью умирающей матери и слышать музыку, смех и громкие пронзительные звуки несмолкающего празднества. Джоселин много раз представляла себе свой приезд в Лондон, но о таком она даже подумать не могла. Этому должно быть какое-то объяснение. Мать все приведет в порядок. Джоселин немного приободрилась от такой мысли. Мать поправится, и все встанет на свои места.
– Нет, я пойду одна. – Не дожидаясь ответа Рамиса, она расправила плечи, готовясь к худшему, и взялась за ручку двери.
Дверь легко открылась, и Джоселин вошла в комнату, не обращая внимания на бешеный стук сердца.
Она на мгновение задержала дыхание и бросилась к кровати. В огромной спальне мать показалась ей гораздо меньше, чем она помнила ее. Прошло девять долгих месяцев с момента их короткого путешествия в Шотландию. Мать всегда была такой энергичной и красивой, что все остальное рядом с ней просто меркло. Сейчас казалось, что болезнь выпила из нее все соки. Лицо приобрело восковой оттенок и страдальческое выражение. Мать словно подменили кем-то другим, но знакомые черты все же угадывались в этом изможденном лице. Джоселин любила ее больше всего на свете.
Она была здесь совсем одна, рядом не было ни врача, ни сиделки. Глаза матери были закрыты. От мысли о том, что она могла опоздать, горло Джоселин перехватил спазм. Она тихонько опустилась на колени перед кроватью и, дрожа от волнения, взяла мать за руку. Рука была холодной, но слабое дрожание пальцев словно подтверждало, что в этом теле еще теплится жизнь.
– Мама, – прошептала Джоселин, погладив ее по лицу, – я приехала к тебе.
Мать открыла глаза. Некогда темно-синие, сейчас они были туманными и тусклыми.
– Джоселин…
Джоселин облегченно вздохнула.
– Ты потом отругаешь меня за непослушание, мама. Я готова к любому наказанию, как только ты поправишься.
– Я должна бы рассердиться, что ты здесь… Но я очень рада. – Ее голос звучал устало и бесцветно.
– Отдохни. – Джоселин наклонилась и поцеловала ее в лоб.
– Нет. – Мать с трудом сглотнула, однако продолжила: – Лучше сейчас… Я хочу, чтобы у тебя была хорошая жизнь.
– Конечно, мама. – Джоселин огляделась вокруг в поисках лекарств или колокольчика, чтобы позвонить и попросить принести угля в камин. – Не беспокойся, пожалуйста. Я здесь, и сейчас настала моя очередь позаботиться о тебе.
Джоселин подошла к двери, открыла ее и нисколько не удивилась, обнаружив там Рамиса.
– Принесите немного бульона и…
– Рамис, подойди сюда! Я хочу… Ты должен засвидетельствовать… – Властный голос матери превратился в слабый стон.
Джоселин вместе с Рамисом поспешила к кровати.
– Мама, не надо так волноваться. Мы проследим, чтобы все, что нужно, было сделано. У тебя очень холодные руки. Нужно добавить угля в камин, чтобы ты согрелась.
Выражение лица матери изменилось, она пристально смотрела на Джоселин, крепко схватив ее за руку.
– Я хотела сделать для тебя многое, но теперь времени нет. Тебе придется сделать это самой. – Было видно, что разговор отнимает у нее много сил, но она держалась. – «Колокольчик» станет твоим. Ты позаботишься о девочках. Если ты бросишь их, они перейдут в другие руки, Джоселин.
– Девочки? – Джоселин ничего не могла понять. – Какой «Колокольчик»?
– Поклянись, что ты позаботишься об их безопасности! Что не разрушишь созданное моими руками.
Мать до боли сжала руку Джоселин, в ее глазах появились слезы.
– Мама, я поклянусь в чем угодно, только не говори так, будто… – У Джоселин сдавило горло от такой просьбы.
– Поклянись, Джоселин.
– Я… Клянусь. – Она попыталась высвободить свою руку, но ледяные пальцы матери крепко держали ее.
