сколько хочу.
— Попроси меня — и я его тебе подарю.
— Просить тебя? — незнакомка хмыкнула. — Ты и так мне его отдашь.
Годфрид какое-то время сверлил её взглядом, а затем махнул охране.
— Убрать, — приказал он, указывая на Дерека, — а с тобой мы ещё поговорим.
— Так что насчёт языка? — уточнил Дерек, когда двое солдат взяли его под локти и потащили прочь, но его никто не услышал.
***
Дни тянулись бесконечной серой чередой один за другим. Инэрис не знала толком, сколько лет провела она здесь, на планете, где время двигалось медленно и, казалось, шло в обратную сторону, вместо того, чтобы идти вперёд. Всё происходящее вокруг выглядело для неё дурным фарсом, спектаклем, не имевшим значения. Она лишь наблюдала со стороны за тем, как мелькали, сменяя друг друга, времена года.
Когда-то давно она очнулась в стенах этой крепости, и Годфрид сказал ей, что нашёл её умирающей у берега реки. Годфрид был бессмертным — в отличие от всех остальных, кто жил здесь — но всё же Инэрис никак не могла сказать, что Годфрид был «таким же, как она». Годфрид был жесток и груб. Он мало походил на любого из тех, кого Инэрис встречала в Империи. Они никогда не говорили о Карите и о прошлом — Инэрис чувствовала, что Годфрид не любит вспоминать о той жизни. Сама она не вспоминать не могла. Она казалась самой себе морской рыбой, выброшенной на мелководье — всё здесь виделось мелким и истончившимся.
Едва выздоровев, Инэрис хотела уйти — отправиться на поиски других. Она не могла поверить, что выжила она одна. Но Годфрид сказал, что на тысячи миль в округе нет никого, кто знал бы, что такое Карита. Инэрис поверила — к тому времени она уже была с Годфридом достаточно долго, чтобы испытать благодарность. А ещё потому, что слишком устала, чтобы искать во всём подвох. Ей не хотелось ничего.
Она стала приближенной Годфрида, который воздвиг здесь, среди дикарей, маленький храм самого себя. Он не объявлял себя божеством, но все те, кто служил ему, верили в его избранность — ведь Годфрид был бессмертным. Инэрис тоже стала служить ему — иногда телохранителем, иногда убийцей, иногда эмиссаром. Воевать она больше не хотела и просто делала то, что умела.
Только каждую ночь перед глазами снова и снова вставал алый цветок, распускавшийся на поверхности Нимеи.
Инэрис проснулась среди ночи, как это часто бывало, и с трудом успокоила дыхание. В эти мгновения пробуждения она всегда чувствовала себя обнажённой. Холодный воздух обжигал кожу, а перед глазами всё ещё стояла алая волна, бегущая по поверхности планеты.
Инэрис смахнула со лба пот, встала и, торопливо одевшись, вышла из спальни. Прошла по коридорам, раздумывая, что делать теперь. Ей нужно было с кем-то поговорить — не важно с кем, с конюхом или с конунгом, лишь бы он был живым. Не придумав ничего лучше, она свернула к тронному залу, на ходу раздумывая, что могла бы обсудить с конунгом. Отличным поводом мог стать её собственный отъезд с поручением на север.
Инэрис вошла и остановилась, наблюдая, как движется к конунгу очередь просителей — тот часто работал допоздна, зато вставал после полудня. Последним стоял стройный мужчина в дорожном плаще с длинными тёмно-русыми волосами, стлавшимися по плечам. Он стоял вполоборота, так что Инэрис могла разглядеть контуры орлиного носа и длинные, но светлые, будто седые, ресницы. Мужчина поднял руку и коснулся рассеченной брови — только теперь Инэрис заметила на его лице кровь. Пальцы у него были длинные и тонкие, совсем не такие, как у большинства здешних дикарей, и от вида тяжёлых оков, сомкнутых на запястьях, по спине пробегали мурашки.
А потом незнакомец заговорил. Его голос странно поглаживал слух, словно бархат касался кожи — и нелепым аккордом на фоне его слов звучал резкий приказ: «Отрезать язык».
Инэрис не помнила, когда в последний раз испытывала столь резкий и сильный приступ злости. Готфрид раздражал её с каждым днём всё сильнее. Но Инэрис всегда умела держать себя в руках и молчала, не позволяя себе на публике подрывать самолюбие маленького местного божка.
— Пусть поёт, — сказала она, выходя на свет.
Конунг и пленник — оба обернулись на неё.
— Увести, — приказал Готфрид, а когда пленника вывели, взмахом руки приказал выйти и слугам. Он поднялся с трона и подошёл к девушке вплотную. — Что ты себе позволяешь?
Инэрис и сама не знала, что она себе позволяет. Просто лопнула давно натянутая струна где-то внутри, и слова сами срывались с языка.
— Что ты себе позволяешь? Ты мнишь себя повелителем этих людей, но тебе плевать на них всех.
— Как и тебе!
— Я не называю себя их властелином.
Годфрид усмехнулся, и в усмешке его сквозило что-то недоброе.
— Ещё бы… — он хотел добавить что-то ещё, но замолк на полуслове и шагнул к девушке.
— Ты должен мне награду, — сказала Инэрис мягко, — я ведь хорошо служу тебе. Оставь мне этого барда. Разве я много прошу?
— Награду? — Годфрид сделал ещё шаг вперёд. — А как насчёт моей награды? — ещё шаг, так что Инэрис ощутила его горячее дыхание на своём лице. — Я спас тебя. А ты смеешь перечить мне и требовать от меня чего-то.
— Я верно служу тебе не один год. Думаю, расплатилась сполна.
— Думаешь, я не найду себе другого телохранителя?
— Такого, как я? Думаю, нет.
— Брось. Ты не можешь не понимать, зачем нужна мне.
Инэрис подняла брови и пару секунд смотрела на Годфрида, а потом звонко рассмеялась.
— Серьёзно? За этим? — она подняла тонкую кисть и провела кончиками пальцев по шее, делая вид, что пытается убрать от горла воротник. — Неужели этого ты не можешь найти среди своих служанок?
Годфрид скрипнул зубами.
— Хочешь, чтобы этот бард пел для тебя — станцуй для меня. В моей постели.
Инэрис рванулась вперёд, рывком сметая конунга с пути и прижимая спиной к стене, так что затылок гулко стукнул о камень.
— Я рискую за тебя жизнью, Годфрид, каждый день. Ты всем обязан мне. И ты смеешь требовать от меня ещё и постели?
— Убери руку — или я прикажу его убить.
Инэрис какое-то время смотрела в сверкающие яростью глаза своего господина, а затем резко отстранилась.
— Хорошо, — сказала она. — Прикажи доставить его ко мне. Едва его приведут, я накормлю его и уложу спать, а сама приду к тебе, если ты так хочешь.
Годфрид, не ожидавший такой лёгкой победы, осторожно кивнул.
— Пойду подготовлюсь. Господин, — Инэрис усмехнулась, произнося последнее
