Бесшумно вздыхаю, так и не озвучив мысль до конца.
Конечно, меня не слишком устраивает складывающаяся ситуация. И я вовсе не жажду выполнять работу за облысевшего мужика с пузом в два волейбольных мяча, который только и делает что командует, взваливает на меня все больше несоразмерных обязанностей и при этом с неохотой отвечает на мои вопросы.
При всей моей энергичности при Григории приходится изображать кротость. Ему не нравится, когда перечат, а указывать ему на ошибки ‒ вообще смертный грех. Вздумала пререкаться? За это пойди и самоубейся туалетным ершиком.
Но что поделать? Будь у меня связи, я бы не крутилась около этого самовлюбленного хряка с непомерно завышенной самооценкой. Но связей нет. Я всего лишь студентишко с юридического, крепко держащийся за свою стипендию и ночную подработку в магазине интим-товаров.
Но с большущими планами на будущее.
По мне, деньжонки надо тратить на комфортную и придающую тебе уверенность одежду. А также на хавчик, дарующий силы и позволяющий откладывать встречу с патологоанатомом. А уж место для сна ‒ дело десятое.
Все ради высшей цели и мечты.
Но, может, и я когда-нибудь сумею найти место, которое назову домом.
А пока моя жизнь ‒ попытка вырваться из клетки…
Откидываю в сторону тягостные философские мысли и стаскиваю из салата Иришки фруктовые дольки. Дело настолько привычное, что подруга даже и не думает возмущаться.
Проводим с ней еще полчаса в непринужденной беседе, а затем неспешно покидаем кафе. Мне сегодня еще предстоит разбираться с документацией Григория, пока тот осчастливливает своим тучным присутствием очередной стриптиз-клуб. А Ириша пойдет на тренировку. Она тут на днях одного парнишку случайно через тренажер перекинула. Так что, по-моему, у них скоро свиданка намечается.
Улыбаюсь, глядя в спину моей любимой подруги. Вот бы нам почаще видеться.
‒ Милаш, а как там у тебя с тем зубрилкой в очочках? — будто читая мои мысли, вопрошает подруга, придерживая для меня дверь кафе.
‒ Между нами ничего нет. — Застегиваю ветровку и морщу нос. ‒ Мы вообще-то всего лишь партнерами по проекту были.
‒ Да? А очочки-то у него при взгляде на тебя огого как запотевали, ‒ хмыкает Ирина. ‒ Ладно, покеда. Не перетруждайся. И лучше парня заведи, чем с этим мерзким Григорием в четырех стенах сидеть. Ты же у нас милая Мила!
‒ Ой, только не надо опять этих созвучий! ‒ Чмокаю подругу в щеку и «даю пять» подставленной ею ладошке. ‒ Терпеть не могу свое имя.
‒ А зря! ‒ кричит мне уже издалека Ириша. ‒ Ты лучше, чем тебе кажется!
Показываю ей язык, стою на месте пару секунд, а затем поворачиваюсь к зеркальной витрине.
Бледная и замученная. Длинные светлые волосы и широкий лоб. Тощая, но бедра спасают ‒ ничего такие, «аппетитненькие». А еще всем нравятся мои глаза ‒ большие и сине-лиловые.
Да, возможно, все и правда не так уж плохо.
Чувствую, как тяжесть реальности валится грузом на мои плечи и опутывает тело ледяными цепями.
Пора трудиться, «милая Мила».
Чудо не произойдет. Все в моих руках.
Приближаюсь к повороту. И тут меня буквально сносят с ног…
Глава 2. СПАСИТЕЛЬ И СОУЧАСТНИЦА
Технично заваливаюсь на тротуар, не забыв подложить под бок мягкий рюкзак. Быстро оцениваю собственное общее состояние и одновременно вытягиваю ноги, чтобы создать дополнительное препятствие протаранившему меня субъекту. И делаю это вовсе не из мести за процарапанный локоток и потертости на любимой ветровке. А потому, что слышу вдалеке истошный вопль: «Помогите! Вор! Кровное стащил образина! Последнее упер! Погань несчастная!»
Интуиция у меня трудится за воображаемые плюшки и при этом работает отлично. Так что я, продолжая валяться на асфальте, начинаю еще усерднее подбивать мысками щиколотки предполагаемого преступника. Тот неловко притормаживает, ноги его окончательно заплетаются, и он, споткнувшись о мои вертлявые конечности, взмахивает руками и пропахивает лицом тротуар рядом со мной.
Мужик. Весь в темном. И черная шапчонка до самого носа натянута.
Ну да, ни разу не подозрительный. Особенно, вон с той женской сумкой в руках.
«Завалила ‒ атакуй» ‒ учила меня Ириша. Правда относилось это к штурму ментальных крепостей горделивых мужских особей. Нынче принцы избалованы и изнежены. Требуют, чтобы принцесса сама укокошила дракона, самостоятельно эвакуировалась из башни, подогнала себе бодрого коняшку и рыцарские шмотки, а потом единолично, а главное, инициативно приняла все возможные меры по завоевыванию трепетного фиброзно-мышечного органа принца, а также по захвату его гладенькой нежненькой отманикюренной лапки.
А принц еще и подумает, позволить ли настойчивой принцессе сразу облобызать себе ладошку. Или чуток поломаться?
Недотрога, недотрога, поиграй со мной немного.
Такие уж времена. Но лично у меня с любовным фронтом полный голяк. Может, виновата моя ограниченность восприятия, но я совершенно не представляю себя в роли беспомощной панды, которая каждые пять секунд чебурахается с дерева, горки, крыши или с абсолютно любой ровной поверхности и вместо того, чтобы набить себе пару потрясающих шишек, оказывается в крепких мужских объятиях второй половинки. Это же какой уровень доверия должен быть? А какой крепкий мужик? И крепкое мужское плечо рядом?
А не слишком ли много всего крепкого?
В общем, мне этого не понять. В моем случае панда благополучно расшибает морду в хлам, наслаждается полученным опытом и ковыляет себе дальше. По-прежнему доверяя, так сказать, только самой себе.
А вот Иришкин урок ‒ если не вдаваться в детали, ‒ очень даже пригождается мне прямо сейчас.
Рапортую, мой генерал! Мужика я завалила. Так что сейчас самое время атаковать.
Вскидываю ногу и припечатываю пяткой поясницу бандюги в черном. Зря он начал шевелиться и чужую сумку себе поближе подгребать. Я, конечно, в будущем не планирую реализовывать себя в качестве правоохранителя и нести добро в мир, щеголяя в отутюженной форме, погонах и размахивая многофункциональной ксивой, но за справедливость прямо искренне душой болею.
Вот почему не могу игнорировать и творящуюся прямо у меня на глазах подлость и позволить
