чувствовал, как она смотрит.
Я тоже.
Она сказала это с обидой, и Марк снова на нее разозлился. Они отыскали белье, надели и вылезли через дверцу багажника.
Пахло рожью и овсом. Плотным, теплым, вязким. Реши Марк сказать это вслух, вышло бы пахнет пивом. И когда Резеда бы на это рассмеялась, он добавил бы и говном. С кумысной фермы и правда несло навозом. Марк все равно думал бы про рожь и овес. Про поле как что-то всепоглощающее и русское. Про ночное небо как черный холодный океан — ничей, то есть общий.
Обиднее всего было то, что лицо, тело и одежда Резеды Марку нравились. В платьях она выглядела слегка нелепо, по-детски пухлой и приплюснутой, но предпочитала джинсы, голубые, протертые, и они ей очень шли.
Она сидела в них на крыше машины. Сверху накинула только рубашку и даже не застегнула. Ее живот рябился тонкими складками. Грудь казалась больше оттого, что она держала руки скрещенными между коленок.
В ее пальцах тлела сигарета. Был ламповый свет — Марк думал, как здорово все это смотрелось бы на пленке. Он сам никогда не фотографировал, но лайкал такие посты. Резеда тоже.
Очень красиво, сказала она.
Марк оглянулся и сказал ага.
Прямо чувствую, как наполняюсь энергией.
Она улыбалась и говорила радостным голосом. Будто забыла, что у них снова не вышло.
Окей.
Ну что такое?
Поехали. Мне завтра с утра.
На обратном пути Резеда включала свои загруженные песни, медленные и грустные. Уже в городе она сказала, что ее родители уехали на несколько дней, поэтому Марк может зайти там, умыться или, ну, в душ сходить.
Они все равно оставили машину за гаражами — Резеда боялась, что бабка из ее подъезда их увидит и сдаст.
Резеда провела Марка в ванную, дала полотенце и вышла. В зеркале Марк посмотрел на свою неровно растущую бородку и прыщики на шее и щеках. Какой он грязный и жалкий в этом кирпичном доме со всеми благами цивилизации. Следы воспаления на коже казались страшнее, чем под фонариком телефона. Они выглядели ненормально. Но самым ужасным в его внешности был разрез глаз. Узкий, марийский. Он достался ему от мамы.
За него Марка в школе обзывали черемисом. Или марийцем. Одноклассники считали слова мариец и черемис в равной степени оскорбительными. Одно время Марку нравилась девушка из параллельного класса, и все было хорошо, он даже зашел к ней домой и попил чай с родителями. После этого она перестала здороваться с ним в школьных коридорах и отвечать на эсэмэски. Он ждал ее у подъезда после учебы и просил объяснений. Она ничего не отвечала, но смотрела на него без стеснения. К концу недели ей, видимо, надоело.
Мама сказала, что не нужно встречаться с марийцами. Вы все алкаши.
Я русский.
Посмотри в зеркало.
Перед сном Марк растягивал кожу вокруг глаз в разные стороны. Взрослые говорили, что его тело еще формируется, и он решил, что сможет сформировать себе широкие глаза, если постарается. Однажды он уже пытался так сформировать себе заостренные уши, как у эльфа. Но разрез так и остался узким, а уши круглыми.
Марк включил кран и повернул рычажок. Сверху пошла горячая вода, и Марку сразу стало очень хорошо. Он залез под душ и начал скрести руки, ноги и спину. Стало жечь, и он прекратил. Потом воспользовался гелем и шампунем. Когда закончил, зеркало запотело. Он его не протер. Просто высушился, надел свои твердые вещи и вышел в коридор.
Резеда лежала на кровати. На ней была блестящая ночнушка. Марк лег рядом. Она приблизилась, понюхала и сказала, что все равно пахнет.
Это от поля. Там тащит пивом и говном.
Резеда потянулась к нему, чтобы поцеловать, но Марк сказал, что устал. Ему было неловко. Резеда так хотела прикоснуться к нему, испробовать взрослый мир, догнать бывших одноклассниц и стать наконец нормальной. А ей попался он, взрослый вроде бы парень, который уже месяц как окончил университет, но так и не разобрался с юношескими проблемами.
Ты куда?
Поеду спать.
Можешь остаться.
Марк усмехнулся и направился в прихожую. От жары ноги отекли и теперь с трудом залезали в кеды. Резеда подошла не сразу. Марк видел ее длинную острую тень, которая начиналась, судя по размерам, у окна. Тень не двигалась, а потом стала ходить из стороны в сторону, темнеть и уменьшаться, пока на ее месте не появились ступни.
Пока, сказал Марк.
Он вернулся в поле. Ночь была сияющей, звездной, и на ее фоне все остальное блекло и мельчало. От этого Марку становилось легко.
Когда природа наскучила, Марк нашел в интернете порно с актрисой, похожей на Резеду, и стал мастурбировать. Чтобы не замарать одежду и салон, на заключительной стадии он выбрался наружу. Свет телефона привлекал насекомых. Жужжали комары. Перед глазами мелькали мошки. Марк заблокировал экран и зажмурился. Сердце забилось сильнее и чаще. Воздух раскалился и скользил по шее маслом.
Резеда начала мерцать в голове Марка, будто кто-то баловался светом, и тут вместо нее возникла Леся. Мерцание прекратилось. Светило все ярче и жарче. Марк смотрел в Лесины глаза, а она — в его. Он рассматривал ее тело. На ней не было одежды. Марк почти чувствовал ее кожу, мягкую и гладкую. Он осознал, что пошевелил пальцами, будто бы трогая ее. Поле засияло белым и зазвенело — все громче и громче, пока Марк не стал задыхаться и задирать голову. Из члена несколько раз брызнуло в пыльные кусты, и Марк вдохнул, проглотив вместе с воздухом какое-то насекомое.
Он вытерся влажными салфетками и сел покурить. Тело приятно потяжелело, как перед сном. Сигарета потрескивала и шипела. Завибрировал телефон. Это ответили из студии монтажа, в которую Марк писал с неделю назад, — его готовы взять переводчиком. Видимо, диплом сыграл свою роль, потому что опыта у Марка не было совсем. Только они сразу должны предупредить, что контент — эротика.
Марк улыбнулся. Потом снова. Посмотрел перед собой, чтобы все это забыть. Но мысли рвались обратно. И становилось как-то мерзко и жалко.
А потом — смешно.
* * *
Марк проснулся с солнцем. Он спал на заднем сиденье, и теперь ноги не разгибались. Потный и деревянный, он выполз наружу поссать. Потом открыл багажник, достал пятилитровку и пачку клюквенных пряников. Съел пару штук, запил и поехал на работу.
В городе еще было пусто и прохладно. Светофоры мигали желтым. Другие бездомные тоже просыпались. Кто-то приподнимался на скамейке, кто-то уже шел
