— Так что же изменилось? — Марта прикурила новую сигарету.
Официантка принесла кофе, салаты и амаретто. Бесконечно долго открывала бутылку, наполняла рюмки. На улице довольно бойко полил дождь. Тротуар вне навеса сразу потемнел, резко контрастируя с сухим под навесом. Над кофе вился жизнерадостный дымок. Я не вытерпела и отхлебнула сразу полчашки.
— Горячий? — спросила Марта, продолжая курить.
— Да, отличный! Пей! — Я зачерпнула вилкой салат и сунула в рот. — Правда, очень вкусно.
— Замечательно. Я рада. — Она подняла рюмку. — Ну, за тебя! За мою музу!
— За тебя! — Я тоже взяла рюмку и чокнулась с ней. — За твой двадцать пятый!
Мы выпили и стали есть салат. Официантка наконец удалилась. На улице под зонтами пробегали редкие прохожие, в пелене дождя проплывали машины.
— Ты уверена, что рандеву именно здесь? — Марта посмотрела на часы. — Уже прилично четвертый час.
— Здесь, точно. Дождь где-нибудь пережидают. В эсэмэске было написано: «Розарий после трех». Даниель забыл сегодня свой мобильный, потом присылал за ним шофера. А в промежутке пришло эсэмэс. Ну я его и прочитала. Не знаю, что на меня нашло.
— Ха! А с чего ты взяла, что именно кафе называется «Розарий»? Может быть, речь шла о настоящем розарии в Булонском лесу, например?
Я допила амаретто.
— Марта, будешь смеяться, но я сразу же позвонила по номеру, по которому пришло эсэмэс. Да, представь себе. Молодой женский голос: «Котик, это ты? Как всегда, не можешь говорить»? Я молчу и шумно дышу в телефон. Она: «Не волнуйся, я все понимаю! Я очень скучаю! Я буду ждать до пяти в нашем кафе! Целую моего сладкого котика»! И звук такой: чмок-чмок. Я тоже почмокала в виде поцелуя и отключилась.
— Супер! — Марта хмыкнула и налила нам по полрюмки. — Чмок-чмок!
Мы чокнулись, выпили, и я призналась:
— Понимаешь, именно это и взбесило меня! Чмок-чмок! Сладкий котик! А этот котик изводит, просто с грязью смешивает собственного сына за то, что тот посмел привести домой девушку и переспать с ней! Моралист чертов! Я бы еще поняла, когда бы он сам…
— Подожди-подожди, — перебила Марта. — Кажется, ты как-то говорила, что сын живет отдельно, снимает квартиру.
— Снимает он! Отец платит. Пятьсот евро коту под хвост каждый месяц! Все равно чуть не каждый вечер является домой ужинать. Там же готовить надо, продукты покупать, убираться… А он ничего не хочет, ни работать, ни учиться. Одни девки на уме! Весь в папочку… Когда бы брат моего мужа ни был деканом его факультета, давно бы вылетел с треском!
— Так знаменитый профессор Люк Оммаж — его брат?
— Да. Близнец.
— Я как-то и не задумывалась, что у тебя та же фамилия…
— Они так похожи, не отличишь! Но абсолютно разные. Люк — серьезный, степенный.
— Ну декан все-таки. А твой муж, насколько я помню, фармацевт?
— Он работает на фармацевтической фирме. Руководитель отдела маркетинга. И муж дочки тоже там работает. Он по образованию фармацевт, как и отец моего Даниеля. Тот до сих пор там в совете директоров. Сильвия изучает экономику, но тоже, наверное, туда пойдет.
— В общем, семейное предприятие?
— Почти. А сын вот изучает культурологию… Можно, я у тебя возьму еще одну сигарету?
— Сколько угодно. — Марта пододвинула ко мне пачку.
Я закурила. Официантка принесла жюльены и спросила:
— Желаете что-нибудь еще?
Марта посмотрела на меня.
— Может быть, повторим кофе?
— Не знаю. Наверное, лучше сухого вина или соку? Покислее. А то от этого амаретто одна сладость во рту. У меня ведь пониженная кислотность…
Марта заказала гранатовый сок и, глядя вслед официантке, произнесла:
— Вот бы мой Жюль[1]повеселился над нашим с тобой меню!
— Извини за бестактный вопрос, а он тебе никогда не изменял?
— Жюль? — Она изумленно вздернула плечо. — Знаешь, я никогда не задумывалась об этом. Но, полагаю, вряд ли.
— А ты ему?
— Я? — Она ткнула пальцем себя в грудь. — Ты с ума сошла? Зачем? Какой смысл?
— И тебе не хотелось никогда? Никто не нравился?
— Не знаю. Не помню. — Марта прошлась рукой по волосам, поправила упавшую челку. — Ешь жюльен! Остынет. Очень вкусный. Мы с моим Жюлем именно из-за этого жюльена часто ходим сюда. Он считает, что лучше жюльена, чем в этом «Розарии», нет нигде.
Мы занялись жюльеном. Возникла официантка, опустила на стол два стакана сока, забрала тарелки из-под салата.
— Что-нибудь еще?
— Мы, кажется, заказывали сладкое, — сказала Марта.
— Подавать?
— Конечно. И все-таки повторите кофе.
— Хорошо.
Дождь шел сильнее. Прохожие почти совсем исчезли. Только неторопливо ехали и ехали машины. Марта опять налила нам по полрюмки амаретто. Мы выпили и запили соком.
— Ну как тебе жюльен? — Она снова закурила.
— Хороший. Замечательный жюльен. Понимаешь, наверное, я виновата сама. Не надо было рассказывать Даниелю, что я застала Тьерри у нас дома с девушкой.
— Но почему у вас дома? У него же есть своя квартира.
— Была! Отец, когда узнал, забрал у него ключи. И от квартиры, и от машины. Дикий был скандал! Я, говорит, квартиру тебе оплачиваю, денег на жизнь даю достаточно, а ты девку в родительский дом приволок! Тут тебе не дом свиданий, чтобы всяких шалав таскать. Если, говорит, зудит в одном месте, к себе тащи, мы с матерью хоть не видим. А если к родителям привел, значит, знакомь и женись!
— Может быть, он прав?
— Да пойми ты! — Я в сердцах хлопнула ладонью по колену. — Будь Даниель сам без сучка без задоринки, мог бы учить! Но ведь сынок-то в него! Ходок… Чему удивляться, если сам такой.
— Ты и мужа с женщиной дома заставала?!
— Ну да. — Я вздохнула. — Причем картинка была один в один!
— Боже… — Марта прижала руки к груди. — Ты застала их голыми?
— Нет. Скажешь тоже. Просто на полу в гостиной стоял раскрытый зонтик. Большой, вот примерно как у тебя, с длинной ручкой, только белый в черно-серую клетку. А я не люблю зонты, которые не складываются и не помещаются в сумку. У нас в доме нет таких. Я сразу поняла, что это зонт чужой и что в доме чужая женщина.
— И что, тогда и тогда одинаковые зонты?
— Представь себе. Одинаковые! Лет десять назад и две недели назад. Мне даже показалось, что это дежавю!
