когда гасли алые крылья заката, обычно сидели на извилистом берегу Мухавца, любуясь медленно плывущими баржами и с ветерком проносящимися по водной глади спортивными байдарками.
В один из таких чудесных вечеров неожиданно позвали к телефону.
— Что случилось? — забеспокоился я.
Приятный женский голос в трубке рассеял возникшую тревогу: извинившись за беспокойство, меня попросили явиться в ЦК:
— Вас ждет Машеров.
На рассвете попутным транспортом добрался до Кобрина, оттуда рейсовым автобусом — до Минска.
Петр Миронович встретил приветливо. Разговор начал с шуток-прибауток. Потом, пригласив присесть, вовлек в беседу. Говорили о нравственности, этике и философии. Зачитал отрывки из поэмы о россонских матерях, которую только что прислал Микола Нагнибеда, а стало быть, и о Дарье Петровне Машеровой, зверски замученной гестаповцами.
Три часа пролетели как один миг. Меня, не стану кривить душой, поразили его эрудиция, свежий взгляд на реальные вещи. Когда я уже собирался уходить, он вдруг спросил:
— Будем вместе работать?
Чего угодно мог ожидать, только не такого поворота событий. Никто из моих родственников-«западников» в высоких сферах не обитал, и я растерялся. Сослался на то, что для меня сейчас самое важное — завершение учебы. На этом мы и попрощались.
По окончании отпуска я уехал в Москву и окунулся в диссертационное исследование. Однако, ненадолго приехав в Брест накануне Нового года, снова был вызван к Машерову. Беседа вышла предельно короткой. Возвращаясь к «обросшему бородой» предложению, он добавил:
— Не тушуйся! Надеюсь, сработаемся.
Так 4 января 1980 года меня, еще в относительно молодом возрасте, утвердили помощником Машерова. На первых порах рука об руку работал с одаренным, на редкость трудолюбивым и обаятельным Г. Н. Вечерко. Вскоре Григорий Николаевич целиком «переключился» на экономический отдел, а я взвалил на себя нелегкую служебную ношу.
С назначением второго помощника не спешили. Петр Миронович хотел видеть в нем профессионала, хорошо знавшего промышленную отрасль, и особенно — зарождающуюся наноиндустрию, которая позволяла бы подняться республике на совершенно новый уровень развития. Рассматривалось несколько кандидатур, но принятие решения откладывалось. По многим вопросам я постоянно советовался с Г. Н. Вечерко. Он имел солидную теоретическую подготовку (учился и защитил диссертацию в МГУ имени Ломоносова), владел обстановкой во всех сферах общественной жизни, отличался честностью и надежностью.
В феврале того же года ожидался официальный визит советской делегации во Вьетнам. Возглавить ее Москва поручила члену Президиума Верховного Совета СССР Машерову. Географически далекая, но близкая нам по степени мужества страна, отразившая американскую агрессию, нуждалась в новых контактах и сотрудничестве. Предстояло проделать длинный путь от северного Ханоя до южного Хошимина, провести множество встреч на разных уровнях и более 20 публичных выступлений. К каждому из них Петр Миронович тщательно готовился, отдавая дань уважения подвигу вьетнамского народа, безвинным жертвам деревни Сонгми, повторившей трагическую судьбу белорусской Хатыни.
Визит увенчался успехом. Об этом глава делегации сообщил (в письменной форме) кремлевскому начальству, изложив свое видение формата дальнейшего взаимодействия двух государств, прежде всего в экономической сфере.
По возвращении в Минск Машеров приступает к подготовке республиканского семинара руководящих кадров на базе Гродненской области. Там же планировалось провести и очередной пленум ЦК КПБ. Это требовало глубокого анализа практики хозяйственного и культурного строительства, основательных выводов и продуктивных решений. Немало времени отнимали и текущие дела. Петр Миронович допоздна задерживался на работе, «прихватывая» и субботние дни, ничего не откладывал на потом.
Он всецело жил единственно важным для него интересом — интересом нации, всей душой любил свой народ и гордился его успехами. Был неимоверно рад, когда в канун Дня Победы Президиум Верховного Совета СССР удостоил Могилев ордена Отечественной войны I степени. Вручая 7 мая заслуженную награду, Машеров особо отметил героизм армии и народного ополчения, проявленный в начальный, самый трагический период войны. В Минск вернулся с чувством исполненного долга. Он верил: придет время, и город на Днепре, остановивший «блицкриг» фашистской Германии, удостоится Золотой Звезды Героя.
Петр Миронович (что явилось неожиданностью) отправился на вертолете в Сенно. Постоял на месте дома, где жили родители. Потом земляки, накрыли стол для дорогого гостя. Затем Машеров поехал в Россоны навестить могилу матери, а также могилы погибших боевых товарищей. Побывал в Ровном Поле, долго беседовал с партизанским адъютантом Иваном Шепило. Отъезжая, очень трогательно, сердечно прощался с людьми. Как оказалось, навсегда...
Одно из незаурядных качеств, присущих Машерову,— мастерство оратора. Подтверждение этому — эмоциональная речь, произнесенная им во время празднования 60-летнего юбилея Казахской ССР. Без сомнения, он обладал и талантом дипломата. В ходе его плодотворного визита в соседнюю Литву решили насущные вопросы, был подписан договор о трудовом состязании двух республик.
Личность Машерова не осталась незамеченной среди представителей союзной и зарубежной прессы. В своих письмах и телефонных звонках в ЦК они сообщали о том, что после появления публикаций белорусского лидера тираж издания резко возрастал. Читатели ценили каждое слово Петра Мироновича, каждую мысль. И это — свидетельство заслуженной любви и обожания. Современники тянулись к Машерову, ощущая его щедрый талант, высокую духовность, подлинную интеллигентность.
Несмотря на перенесенную летом того же года операцию, он по- прежнему усердно работал, много размышлял. Одназды, когда в кабинете мы остались вдвоем, он озабоченно сказал:
— Современный социум быстро и сильно меняется. Но некоторые союзные кумиры, призванные адекватно реагировать на болевые точки, не улавливают того, что волнует многих людей. Если ничего не предпринимать, это может вылиться в серьезные последствия.
Такое откровение меня ошеломило. Не было секретом то, что все «высокие» кабинеты прослушиваются соответствующими спецслужбами, и я всерьез испугался за Машерова. Он же был уверен и спокоен. Необходимо отметить, что, вопреки расхожим домыслам борзописцев, Машеров никогда не замышлял дворцовых переворотов, не выступал против линии партии. Вопрос состоял в другом. Он воспринимал СССР не только как империю, в меньшей степени искавшую выгоду для метрополии, а более благородную к периферийным субъектам, но и как сверхдержаву, которую возможно реформировать и которая имеет огромный потенциал развития.
Небезынтересно, что эти мысли в глубине души разделял и Леонид Брежнев. Летом 1980 года, отдыхая в Крыму, он пригласил к себе Машерова и после обстоятельной беседы дал понять, что планирует назначить его Председателем Совета Министров СССР. Алексей Косыгин, занимавший эту должность, попросил об отставке в связи с ухудшением состояния здоровья. 23 октября он уйдет на заслуженный отдых на основании поданного заявления.
На Олимпийских играх в Москве Петр Миронович находился рядом с генсеком. Закулисные кремлевские интриганы не могли не заметить такой рокировки. Их собственные амбициозные планы «трещали по швам», и они не могли
