себе.
— Должно же и у меня где-то получиться, — смущенно пожала плечиками она.
— У тебя уже получается, — я сам не понял, как перешел на громкий шепот.
— Может, ты и прав.
— Хочешь я скажу Валере, если ты боишься?
— Ну, что ты… Но спасибо.
Лада посмотрела куда-то вдаль, очень знакомо для меня, уйдя в свои мысли. А я на мгновение захотел просто взять и позвать ее с собой. Чтобы спрятать, укрыть, любить и заботиться. Там, куда я направлялся, не будет соблазнов сесть за стойку очередного салона, а значит она сможет сколько угодно читать своих авторов девятнадцатого века в оригинале, а потом счастливым голосом рассказывать мне о чем-то, что она раньше даже не замечала…
Я чуть не мотнул головой, чтобы избавиться от слишком яркого видения. Лада неожиданно подскочила, метнулась к плите выключить огонь и накрыла будущий ужин крышкой.
После этого она подошла к окну и, слегка отодвинув занавеску, сказала:
— Валера приехал.
Я видел, как она напряглась. Валерку действительно сильно не обрадовало ее последнее увольнение, поэтому переживания Лады были вполне объяснимы.
Она обернулась на меня, нервно дернула уголком губ, и тут я не выдержал.
— Давай все-таки я ему скажу, — предложил я.
— Я… я была бы тебе признательна, — сдалась Лада.
— Договорились!
Я аккуратно похлопал ее по плечу и сжал его чуть дольше, чем того позволяла ситуация. Лада ничего не сказала, только посмотрела взглядом, полным благодарности. Как тут устоять?
Глава 2
***
Я ждал Валеру на том же месте, где меня встретила Лада. Друг явился, засыпанный снегом и стал шумно отряхиваться, не покидая пределы дверного коврика.
— Ну и погодка! — громогласно заявил он. — Привет!
— Привет, — кивнул я, — извини, не рассчитал время, пришел чуть раньше.
— Какие проблемы? Дай мне несколько минут и все обсудим.
Скоро мы с Никоноровым сидели в массивных креслах друг напротив друга в комнате, игравшей роль рабочего кабинета. Валера и я внешне казались полными противоположностями. Если я с детства был худощавым, то Валерка наоборот отличался крепким сложением, в школе он занимался хоккеем, я — стрелял из лука (такой вот выбор моих родителей). При этом Валера был голубоглазым блондином, которому стоило только томно глянуть на девчонок, и они сразу выбирали его. Сегодня черты его лица закономерно огрубели, а я вот так и остался эдаким утонченным юношей. Однако внешние различия не мешали нам быть самыми лучшими друзьями. Вот уже… всю жизнь. Сейчас нам предстояло обсудить несколько моментов, связанных с моим отъездом, но перед этим я должен был выполнить свое обещание и рассказать про Ладу.
— Лада потеряла работу, — просто сказал я.
— Что на этот раз? — хмыкнул Валера. — А знаю. Опять все вокруг злые-презлые. Не поняли ранимую душу.
Меня покоробила эта его фраза, но вмешиваться настолько глубокого в семейные дела я не мог.
— Брось, — добавил я, — она прекрасно может обойтись и своим репетиторством.
— Ты прав, — виновато улыбнулся Валера, — здесь у нее неплохо получается. В любом случае ничего уже не поделаешь.
Не стоит думать, что Валера был таким уж тираном по отношению к Ладе, вовсе нет. Он любил ее и на самом деле переживал. Просто выражал порой свое переживание несколько своеобразно.
За много лет я успел привыкнуть к их манере общения, и она совсем не вызывала у меня удивление, но вот незнакомые люди и правда могли решить, будто Валера ее подавляет. Однако я-то знал, что в отдельные моменты Ладка вертела им только в путь, а он принимал решения с обязательной оглядкой на ее комфорт. Иногда и, разумеется, очень тайно я завидовал им. Как-то так вышло, что у меня не нашлось подобной родственной души, которыми они были друг для друга. И порой ловил себя на том, что, как бы сказали писатели, греюсь у их костерка. С учетом моих чувств к Ладе получалось совсем уж странно.
На мою удачу Никоноров даже не догадывался, что я на самом деле чувствовал к его сестре. Да я бы сам на его месте не догадался. При Валере мы общались словно одноклассники через пятнадцать лет после выпуска, ни намека на флирт или хоть какой-то интерес.
Хотя Валера и Лада были близнецами, родившимися с разницей в пятнадцать минут, различались они между собой кардинально, и по характеру, и по внешности. Валерка как настоящий старший брат пристально рассматривал всех претендентов на Ладкино расположение. Особенно рьяно он взялся за свои обязанности, когда их родители незаметно перебрались поближе к теплому климату. Насколько я помню, все началось с зимовки, которая постепенно растянулась еще на один месяц, потом — на еще. Валера к тому моменту жил отдельно, Лада осталась одна в доме. Он решил на какое-то время переселиться к ней, чтобы определиться, как им быть дальше, и тут поговорка про временное, что постояннее всего постоянного, оправдалась в полной мере. Время шло, Валера не спешил съезжать. Я его понимал: домик у них действительно был весьма удобным, а для личной жизни у него имелась квартира, где мы заодно периодически устраивали вечеринки.
Стереотипное поведение Валеры касалось еще одного очень важного аспекта: он бы никогда не допустил, чтобы кто-то из его друзей замутил с Ладой. Даже с серьезными намерениями. Для Никонорова это было некое нерушимое табу. Справедливости ради, я бы тоже никому из тех самых друзей не доверял. Тем более Ладу.
Думаю, даже можно не добавлять, что все мои девушки ни одной своей чертой не были похожи на Ладу. Сам не знаю, специально так получалось или я подсознательно искал противоположный образ… Кто его там разберет. Но встречался я в основном с высокими блондинками. Как это правильно называется, спортивного телосложения. Лада, как вы поняли, была совсем другой. Мягкой, нежной и вряд ли спортивной.
Теперь уже не могу сказать, когда я понял, что влюблен в нее. Чувство было настолько неосязаемым, легким и эфемерным, что описать его я и сам бы не смог. Однако нельзя не признать, преследовало оно меня настолько долго, что сделалось не просто привычным, а родным что ли. С Никоноровыми я был знаком столько, сколько себя помню. Детьми мы были ближайшими соседями, и в песочнице играли все вместе, потом Ладка закономерно отделилась, и была для меня той самой сестрой друга. Мы общались в основном, когда я приходил к ним домой, но у нее всегда существовала какая-то своя жизнь. Она еще со школы с искренним усердием сидела над учебниками, потом начала пропадать в
