помогали подругам.
Через два дня девчонкам выдали жалование. Да такое большое, что они сами удивились. Это необходимо было обмыть.
Договорились в воскресенье, когда у ребят увольнение, встретиться в парке Горького.
А накануне в субботу мама наконец увидела Лешу. Он спускался по лестнице. Сердце у нее сжалось: таким он выглядел жалким, не по внешнему виду, а по выражению лица. Похудел.
– Здравствуй, ты меня помнишь?
– У меня хорошая память. Ты Лиля Быстрова.
– Как живешь?
– Как все. То есть хорошо. Прости, я тороплюсь.
И даже не посмотрел на нее.
В воскресенье мама пришла в парк Горького. Но Леши не было.
– А где Сапунов? – спросила она кого-то как бы мимоходом.
– Он сегодня дневальный.
* * *
В понедельник мама выяснила, где работает Леша, и направилась в его лабораторию. Он сидел за лабораторным столом и вытирал колбу.
– Привет.
Он не встал, пробурчал что-то вроде «привет». Она подошла вплотную и начала спрашивать что-то по работе, он отвечал, потом, подняв глаза, заметил то, что должен был заметить в первую очередь, а именно – как будто случайно расстегнутую верхнюю пуговицу на ее замечательной кофте и, как показалось маме, заметно повеселел. Он встал, а мама с места в карьер:
– Вас, бедненьких, не выпускают на улицу, а тебе, наверное, что-то хочется купить. Ты скажи. Я мигом сбегаю.
Он молчал, а она продолжала:
– У вас и денег нет. А нам положили большое жалование. Яблоко хочешь?
– Нет, спасибо.
– Конфет? Какие ты любишь конфеты?
– Я сладкое не люблю.
– Вам белый хлеб не дают. Хочешь, я тебе булку принесу?
Он улыбнулся той высокомерной улыбкой всезнайки, которая так нравилась маме.
– Да не знаю я никаких секретов.
Мама опешила:
– Каких секретов?
– Ты говоришь со мной, как шпион с инженером секретного завода. А у меня нет секретов.
Она понимала, что он шутит. Но шутка ей не понравилась, она обиделась:
– Как хочешь! Я тебе предложила.
И ушла.
А потом ночью думала:
– Зачем я на него обиделась! Он ведь очень гордый и не хочет ни от кого принимать подачек. А я вела себя просто глупо.
* * *
Леша работал в лаборатории, двумя этажами выше маминой. Несколько раз в день она поднималась на его этаж, заглядывала в его лабораторию, он всегда сидел за приборами.
Рабочий день ребят начинался в восемь и кончался в час. Дальше по воинскому распорядку им полагался послеобеденный сон, и после обеда они появлялись в производственном корпусе только к трем часам для «самоподготовки», которая, закон есть закон, была для них необязательной. Тогда же в лабораторию возвращались и девчонки. Контракт предусматривал восьмичасовой рабочий день, и работали они с девяти до шести с часом на обед.
Кто-то из ребят сказал маме, что Леша работает утром без перерывов, поэтому заканчивает работу на двадцать минут раньше и до обеда сидит в маленьком фойе на четвертом этаже. За двадцать минут до обеда она поднялась на четвертый этаж. И действительно он сидел в фойе и читал.
– Что ты читаешь?
Оказалось, всего-навсего «Таинственный остров».
– А я читала еще в школе.
– Я тоже читал в школе, но тогда меня интересовали приключения, а теперь люди. Как они приспособились к жизни на необитаемом острове. Понимаешь, они воссоздали все блага цивилизации, конечно, те, которые могли воссоздать. Я преклоняюсь перед такими людьми, они являются носителями цивилизации. Носителями, а не потребителями, как многие. Я вообще теперь читаю книги два раза: один раз быстро, чтобы узнать, чем все кончилось, а второй медленно, чтобы разобраться в героях.
«Какой он умный», – подумала про себя мама.
На следующий день она пришла снова. И снова говорили о книгах.
В субботу она сказала:
– Сейчас новый фильм вышел. «Карнавальная ночь». Пойдем завтра вместе? Тебе не запрещают идти в увольнение?
– Не запрещают. Но я не пойду.
Она начала его упрашивать, но он предложил:
– Сходи сама, а в понедельник мне расскажешь. Только очень подробно.
* * *
Так продолжалось два месяца. Она ходила в кино и рассказывала содержание, даже вечером записывала, чтобы не забыть. Ходила в музеи, а один раз даже в театр Вахтангова.
Однажды мама заметила, что у Леши хорошее настроение, и она в который раз спросила:
– Почему ты не ходишь в увольнение? Есть же причина?
И Леша рассказал:
– Когда я узнал, что меня забирают в солдаты, забирают незаслуженно, и что теперь целых три года я буду ходить строем и петь песни, клянчить увольнение, не иметь права свободно пойти, куда я хочу, а в это время другие будут бегать на лекции, ходить в кино, в театры, ездить за город, мне стало обидно. Я так всем завидовал, что стал всех ненавидеть. И решил…
Леша сделал рукой петлю вокруг лица. Мама поняла, что он имеет в виду, и ахнула. А он продолжал:
– Но потом решил по-другому. Придумал историю. Будто иду я по улице и вдруг вижу – хулиган избивает девушку. Я вмешиваюсь, бью хулигана. Он падает. Прибегает милиция. А хулиган без сознания. Я объясняю, что защищал девушку, мне не верят, девушка-то убежала. Отводят в милицию. Потом судят. И так как этот хулиган не умер, мне дают всего три года тюрьмы. И я представил себя невинно пострадавшим и осужденным на три года. И стал здесь жить, убеждая себя, что сижу в тюрьме, сижу незаслуженно. Так как в тюрьме не дают увольнительных, то и здесь я не выхожу из казармы.
– Но теперь тебе легче. Мы все-таки рядом.
– Тяжелее. Во много раз тяжелее. Именно потому, что вы рядом. Ты можешь мне объяснить, почему я не имею права выходить из этого здания, а ты можешь? Только потому, что тебе дали возможность защитить диплом, а мне нет? То есть наказали наказанного. Это справедливо?
– Нет. Но я чем могу тебе помочь?
А он начал рассказывать про Ницше, про «падающего подтолкни», про «отними у голодного еду». Она слушала и не вникала в смысл. Ей в голову пришла идиотская мысль: как было бы хорошо, если бы ей разрешили жить в казарме рядом с Лешей. Тогда бы они вместе не ходили в увольнение.
* * *
В конце декабря девчонкам начали выдавать офицерскую форму: китель, юбку и туфли. Шинель обещали только к весне.
Форму шили в ателье в другом конце Москвы. Мама ждала своей очереди. До этого наряд ее разнообразием не отличался: два стареньких платья, любимая кофта и три юбки. Одни, но модные туфли. Правда, на зарплату она
