на неё тёплой волной, словно она оказалась на берегу моря посреди своего летнего отпуска. И ей стало так легко, что даже ноги задрожали…
Когда ребёнок заплакал ещё раз — оглушительно и невероятно отчаянно — она даже сама вскрикнула. Он находился в ванне!
Оксана рванулась к ней, но приступ боли немного отрезвил её, и она так и замерла с протянутой рукой к шторке.
— Какой ребёнок?! — спросила она вслух, снова для того, чтобы оказать себе поддержку. — Какой ребёнок?! Там никого нет! Нет! И быть не может!
Женщина гневно рванула шторку в сторону — хотя ей и казалось, что она оставляла её открытой… Перед ней предстала пустая ванна, но в этот раз облегчение на неё не снизошло — Оксана лишь убедилась, что с ней что-то не в порядке.
Плач раздался в следующий раз уже с другой стороны — прямо из унитаза. Только в этот раз он стал сопровождаться звякающей крышкой — она подпрыгивала, будто кто-то её бил с той стороны, пытаясь открыть…
Оксана стала пятиться назад — в коридор, и только сейчас увидела, что она оставляет своими босыми ногами кровавые следы по некогда белоснежному кафелю.
— ПОКОРМИ МЕНЯ! — заорал ребёнок высоким и писклявым голосом, и крышка унитаза отлетела с жутким грохотом. — Я ХОЧУ ЕСТЬ!
Женщина выскочила в коридор и бросилась к двери… Она ни о чём не могла подумать, вернее, ничего осмысленного и связного ей в голову не лезло. Всё перед её глазами прыгало, и она подскочила к двери и принялась отмыкать замки, чтобы выпрыгнуть в коридор и броситься вниз по лестнице — жила она на шестом этаже, и место у неё там имелось, чтобы оторваться от ЭТОГО. Лишь бы выбраться из квартиры…
В конце концов, она могла постучаться к соседям — по соседству жили прекрасные люди, милейшая престарелая парочка, которые с Оксаной здоровались при каждом удобном случае и зазывали в гости. Она казалась им приличной особой, и относились они к ней хорошо. Оставалось дело за малым — открыть дверь. Последнее препятствие на пути к спасению.
Конечно, кроме двух замков, дверь оказалась ещё и закрыта на ключ. Она принялась оглядывать прихожую. Вещевой шкаф с одной стороны, прижимающийся к стене. Около него — несколько пар обуви: кроссовки и сапоги. Большое зеркало же висело слева от двери, и в нём отражался весь коридор и даже часть её спальни. На тумбочке под ним и лежала её коричневая сумка.
Оксана схватила её дрожащими руками, рванула «молнию», принялась вытряхивать содержимое. Косметичка брякнулась на пол…
— ПОКОРМИ МЕНЯ!!!
Ребёнок визжал уже гораздо ближе, наверное, выбрался из своего заточения и теперь полз к ней.
Ключи тоже звякнули на пол, и Оксана рухнула на колени, принялась их подбирать. Вскочила и глупо уставилась ни них, в первые секунды не понимая, какой ключ надо использовать. Нашла, попыталась вставить. Он дёргался и прыгал в непослушных руках и никак не лез в скважину…
— Ну же! Ну! — заорала она, прежде чем смогла сообразить, что вставляет ключ не той стороной. — Дура!
Ключ нашёл скважину, и Оксана принялась отмыкать дверь, но резко замерла, когда увидела в зеркале кровавый сгусток, выползающий из ванной комнаты. Опирался он на едва заметные крошечные ручки и подтягивался.
Оксана завизжала и, зажмурив глаза, инстинктивно помотала головой.
— ПОКОРМИ МЕНЯ! — завизжал сгусток и разразился страшным детским плачем. Он
никуда не делся и продолжал свой путь — медленно, но крайне уверенно.
Оксана снова начала бороться с замком, но тот перестал поддаваться. Если бы она немного успокоилась, то поняла бы, что не проворачивает его, а дёргает его вверх. Но страшная истерика захлестнула её, и через несколько секунд она сломала ключ, и часть его осталась у неё в руке.
Она припала к двери, чтобы убедиться: обломок ключа засел в скважине, а запасного у неё не было. В это же время она услышала липкое шуршание и причмокивание — сгусток приближался к ней, и мороз у неё пробежал по всему телу, а сердце принялось выбивать барабанную дробь.
Оксана обернулась к этому существу, и он оказался уже совсем близко. Теперь она могла рассмотреть и его небольшую голову, рот, глаза. И где-то сзади у него уже росли ноги… Вот именно, росли! Этот сгусток словно начинал расти.
— Убирайся! — заверещала Оксана. — Убирайся отсюда!
Но он упорно следовал своему маршруту… Теперь уже молча. Плакать, судя по всему, больше не собирался. Ещё немного, и он протянет свою маленькую ручку, чтобы ухватиться за её ногу, а что будет дальше — даже страшно представить.
Страшная паника накрыла женщину, и у неё самой потекли слёзы, она стала беспомощно озираться… Ища, чем бы швырнуть в ЭТО, чем бы ударить. Как и бывает в такие моменты, ничего под рукой не оказалось — ни зонтика, ни швабры.
Она искривилась, сжалась, задрожала ещё сильнее и нашла один-единственный вариант: просто перепрыгнула ЭТО. Сгусток попробовал подпрыгнуть, ухватиться за неё, но у него ничего не вышло: и только жуткая волна отвращения и ещё большего испуга прокатилась по ней. Хотя в момент прыжка ей подумалось, что он сам прыгнет, схватит её своими тёплыми и липкими руками…
Оксана помчалась в спальню, слыша недовольное бормотание сгустка. Она подбежала к окну и стала его открывать: на улице ещё ночь. К сожалению, балкона не имелось, потому ей пришлось кричать так.
— Помогите! — выкрикнула она изо всех сил. Голос её понёсся по пустому двору. Где-то оживилась собака. Машина вдалеке истошно заскрипела тормозами. — Помогите! Кто-нибудь! Меня хотят убить!
Но никто не отзывался — двор был по-прежнему тёмен и глух. Ни в одном окне не горел свет, ни один автомобиль не въезжал сюда, даже никакие подростки не гуляли этой ночью… Обычно она допоздна не ложилась спать, потому часто становилась свидетелем, как разные грузовики и седаны въезжают и въезжают сюда, освещая двор фарами; как пьянчуги собираются на лавочке у подъезда, и даже мороз им не помеха. Наконец, бродячие собаки лаяли и лаяли… Но только не сегодня. Сегодняшняя ночь выдалась абсолютно тихой и спокойной.
— Покорми меня, — вкрадчиво прошипело существо, неспешно заползая в спальню.
С нарастающим ужасом и вытаращенными глазами Оксана заметила, что существо теперь выросло — и руки, и ноги, и голова. Теперь сгусток уже имел человеческие очертания. И чем больше он становился, тем сильнее росла его проворность.
Женщина завопила и залезла на подоконник, чувствуя, как же холодно на улице… Но даже зима за окном не шла в сравнение с
