большими кистями в руках. Сам он очень маленький, а голосок его такой чистый и мягкий, что, когда мой друг-художник рассказывает о своей жизни, его слова льются в мои уши, как сладкий мёд, а глаза цвета морского бриза стремятся в мои зрачки и дарят чувство лёгкости. Вера зовёт его Тимофеем, иногда Тимой. Они знакомы, и моя жена проводит с ним не меньше времени, чем со мной. Он всегда вежливо здоровается, спрашивает о самочувствии, а я в свою очередь интересуюсь у юного творца его новыми идеями, красками, которые он хочет нанести на различные полотна, и не забываю сам поделиться с ним яркими событиями, произошедшими в моей жизни.
Тима в тот день был в особо игривом настроении и по приходе сразу начал делать наброски на стенах. Он рисовал странные и несимметричные линии, после чего макнул кисть в зелёную краску и с особой любовью к своему делу начал заполнять пространство в фигурах. Я наблюдал за тем, как он волнообразными движениями малевал на ободранных обоях и искренне улыбался. Не знаю почему, но его присутствие успокаивало и воодушевляло меня. Параллельно его делу я стал рассказывать о своих друзьях, наших приключениях в маленькой комнате и о том, что повсюду можно найти что-то особенное, то, что проникает в нутро и угощает чувством азарта. Тима внимательно слушал меня, даже, бывало, отвечал, правда, как-то неспокойно (быть может, глубоко погрузился в своё искусство). Долгий час мы молчали. Он рисовал, а я наблюдал, пока мой очаровательный друг-художник не бросил одну фразу: «Как они смеют называть тебя Одиноким, папа?! Я же всегда рядом, в своей детской комнате неподалёку!» Папа? «Не может быть!» — изъяснил я Тиме и признался ему, что он мой друг, а не сын, и что он просто ошибся. Мой милый гость немного побледнел, расстроился, и мне даже стало жаль его на мгновение, пока не пришла Вера. Она вставила ключ снаружи, прокрутила его два раза и, отварив дверь, долго смотрела в мою сторону. Как я понял, моя жена была опечалена. Вера присела на корточки рядом с Тимой, взяла его под руку и одним лёгким движением подняла, сказав: «Тимочка, ты, наверное, утомился? Давай сходим прогуляться?» После чего мой друг-художник без колебаний согласился, собрал свои творческие принадлежности, так же вежливо попрощался со мной и вышел из комнаты, оставив за собой незаконченный рисунок.
На прогулке, наверное, так хорошо, свежо. Я, вдохновлённый творчеством Тимы, подошёл к окну и, как обычно, открыл форточку, дабы подышать сентябрём. Когда я оглядел свой вид из окна: старые панельные дома, сплошные мусорные баки, потрёпанные клумбы, — вдруг заметил странное явление среди деревьев. Поначалу в густой листве бегали силуэты, похожие на таких же обычных, как все, и размером, и телосложением. Я долго наблюдал за мимолётными движениями, пока из-за одного дерева не вышел человек в чёрном спортивном костюме, но… вместо человеческой головы я увидел чудовищную морду ящерицы. Мне стало так плохо, что я был готов тотчас умереть, но остался стоять как вкопанный, с устремлённым взглядом на жуткого гибрида. После него подобных вышло ещё четверо, одетых таким же образом. Они переглядывались друг с другом, оборачивались назад, боясь, что их увидят, и вот настал самый страшный момент — один из этих существ заметил меня. Насколько я помню, у ящериц пустые глаза, выражающие ровным счётом ничего, но этот взгляд… он был кошмарным, как у монстра, пришельца, никогда такого не видел. Я испугался так сильно, что моё тело парализовало, его будто бы били током без остановки. Мне казалось, что я лишний, что не должен был зреть на них и эти твари войдут в мой дом, поднимутся на мой этаж, ворвутся в квартиру, а затем комнату и убьют меня. Но мне так повезло, когда спустя минуту ящер отвернулся и пошёл вслед за своими сородичами. Как камень с души упал! Я тут же рухнул на стоящую рядом с окном кровать и прокручивал у себя в голове мысли о смерти, смерти и ещё раз смерти, пока не провалился в глубокий сон.
Всё следующее утро я провёл в компании Тревожного. Мы долго обсуждали произошедшее со мной, но так и не пришли к единому выводу. Я хотел поскорее забыть увиденное, избавиться от мрачного состояния, но Тревожный только нагнетал обстановку. В конце концов я прогнал его, потому что толку от него никакого. Мне хотелось успокоения, поддержки, подтверждения факта того, что мне показалось, что это чушь! Но… таких друзей у меня нет. Я решил позвать Озорного, потому что он всегда насыщает мою жизнь смехом и безудержным весельем. У него звонкий голос и интересная манера общения — это мне по душе в такие моменты. Озорной привёл море фактов нелепости и абсурдности ящеров, и это помогло мне. Я слушал анекдоты про зоопарк, инопланетян и спортивные костюмы. Когда сумерки опустились на город, мой друг уже чувствовал себя уставшим, поэтому я попросил его пойти домой и отдохнуть, поблагодарив за хорошее совместное времяпрепровождение.
Где-то к концу месяца, когда на асфальте лежали замертво миндальные листья, в моей голове стали мелькать события из прошлого, уже давно пережитые. Это случалось два раза. Первый раз произошёл, когда я рассматривал своё отражение в маленьком зеркальце, пытался даже поговорить с ним, потому что всё чаще задумывался о том, чтобы стать самому себе другом и ни в ком больше не нуждаться. Так вот, я длительное время вглядывался в свои зрачки, а потом в моих глазах резко потемнело, и моё забытое воспоминание начало проигрываться: я был крошечным мальчиком, стоящим в одиночестве посреди пустого двора. В тот момент я походил на тихую ромашку в широком зелёном поле. Ко мне подошёл полный мужчина с неухоженными усами и заметными на лице тремя шрамами в области лба. На его голове красовалась старая серая фуражка, а белая майка в местах отдавала жёлтыми пятнами, в то время как чёрные брюки были идеально выглажены и чисты. Он подошёл ко мне на расстоянии вытянутого мизинца, и мой нос почти уткнулся в его большой и круглый, как шар, живот. Мужчина смотрел на меня сверху и ухмылялся, а после чего резко схватил меня за руку и повёл за собой в арку, встроенную в жилой многоэтажный дом, где под ногами я обнаружил двух мёртвых голубей. Их обездвиженные тела внушили в меня дикий страх, и я отчётливо помню, как бешено колотилось в моей груди маленькое сердце. Я смотрел на
