Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 2
массы. Он часто убегает, но мысль, что он ушел, чтобы непременно вернуться, — большое утешение для того, для кого одиночество — голод сердца, — страшнее голода, ворчащего в животе.
Олени откапывали мох и мерзлую прошлогоднюю траву. Маленький табун диких лошадей служил братьям защитой и столовой вплоть до самой весны — жеребец, случалось, гонял их, но не слишком усердно, зато он и его кобылицы раскапывали снег лучше оленей.
Весной, когда льдины рычали, ворочаясь с боку на бок, они встретили Синезубого. Ни один из братьев не услышал дыхания под настовой коркой. Ни один не заметил ни следа, ни клочка светлой зимней шерсти, меняющейся к лету. Просто рыхлый снег вдруг взорвался комьями, и тяжелые лапы сгребли их с братом, вдавив до самой земли. Кто говорил, что Синезубые не ловят мелкую добычу? Когти сомкнулись капканом с двух сторон, надежно удерживая тело жертвы… если это одно тело. Сжавшись, отчаянно крича, извиваясь, оставляя клочья шкуры на когтях, земле и снегу, кролик ухитрился сдвинуться к груди хищника, нарушая захват. Заяц вперед, кролик назад — расползаясь, они выиграли полмига, когда лапы зверя раскоординировались, будто растерялись — в какую сторону цеплять? Заяц, развернувшись почти на спину, ударил задними, и еще, и еще, целя в морду зверюги так, что тот невольно отмахнулся — и освободил кролика. Северсин сиганул вбок, под мохнатую лапищу — и вонзил острые зубы в открывшуюся под локтем Синезубого «подмышку» — участок, почти не покрытый мехом. Хищник вздрогнул, изогнулся, и Северсин увидел пружиной напрягшиеся лапы зайца. Еще одно движение — и, легкие, они с братом вспрыгнут на наст, помчатся в разные стороны, чтобы, как всегда, встретиться на одной из лёжек. Синезубые — не волки, они охотятся из засады и не преследуют убегающую добычу, тем более, такую мелкую (первое правило хищника — охота удачна, если съедено больше калорий, чем потрачено). Заяц не прыгнул. Северн, сделав обзорную «свечку», увидел, как он кружился на боку в нескольких метрах впереди, взрывая беспорядочно бьющими лапами и наст, и снег, и клочья белого лишайника. Синезубый яростно ревел, крутя мордой, справа и позади. Северсин мчался по дуге, глядя только на белый-белый, нетронутый наст — он слышал каждое движение Синезубого, и брата тоже.
Ошибка на Севере может стоить обеда… или жизни. Синезубый ошибся — не желая терять пойманное мясо, он рискнул нанести финальный удар своими знаменитыми клыками по незафиксированной жертве. Хищник раскрыл пасть и резко повернул голову, чтобы добыча, прыгнув, сама распорола брюхо или бок о зазубренную костяную саблю. Но у зайца не хватило сил на последний рывок. Его лапы, проскользнувшие по хрусткому белому мху, занесло вбок, заяц завалился, сделал неловкий толчок, чтобы выправить положение, и в этот момент клык впился в его крестец и с хрустом сломался. От резкого, пронзившего голову, как выстрел, звука, Синезубый отшатнулся, затряс головой, отбрасывая тело зайца дальше, чем самый длинный, на пределе возможности прыжок. В зону «добыча убежала».
Кролику понадобилось с десяток прыжков, чтобы оказаться там. Великолепных, на пределе возможности, прыжков — благо, раны во время схватки замолкают, тело отключает боль, и включает турборежим — тот самый, «предельно возможный», чтобы дать возможность добежать до убежища. Душа, видимо, тоже. Он вонзил зубы глубоко в плечо, так уютно пахнущее братом, и теплом, и безопасностью и поволок конвульсивно бьющееся, сопротивляющееся тело по снегу, потом по насту, потом по льду…
Потом брат умер. Северсин ничем не смог помочь. Он даже не смог вытащить из потерявшего и силы, и чувствительность тела обломок клыка. Он тоже хотел умереть. Тогда он взял имя брата. Брата звали красиво: Солнце над тающим снегом. Так было длинно. Он стал называть себе Солнат. Брат Солнат.
Теплой весной, когда дороги уже поплыли а на пригорках высыпали цветы-«желтики», он зашел в лавку — и все расступились. Не только потому, что люди сторонились снежных зайцев. Просто никто никогда не видел зайца вооруженным. За его спиной торчала рукоять палаша — тяжелой сабли. А на груди опасно синел длинный клык — клык Синезубого. Настоящий. И, если бы кто-то осмелился подойти поближе и рассмотреть необычный трофей, он увидел бы — конец двусторонне зазубренного, острого, как нож, клыка, был обломан.
Забрав припасы, заяц-кролик поднял мордочку и прищурился на низкое солнце. Скоро! Совсем скоро придет лето. Зеленая травка… Как бы ни коротко было северное лето — оно спасало его от страшной потери — утраты самого себя, того, кем он был рожден. Он любил брата. И он не хотел потерять себя, того, братом которого был зайчонок с солнечным именем. Он хотел быть кроликом. Пусть даже только в собственной душе.
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 2
