Отшельник научил его читать Библию, но из всех рассказов Священного писания мальчугану более всего нравились рассказы о Немвроде, Самсоне да Иуде Маккавее.
Едва научившись ходить, он сделал себе лук и стрелы и вскоре достиг такой ловкости, что попадал в самую отдаленную и едва заметную цель. Силы его прибывали вместе со все более и более развивавшейся ловкостью. Восьми лет он обладал силой взрослого мужчины, а в десять, когда он однажды прогуливался со своей верной старенькой кормилицей-ланью и на нее напал волк, он задушил его, сделав себе потом из его шкуры одежду, подобную тем, какие видел на библейских гравюрах у старого отшельника.
Лук и стрелы были нужны ему только для защиты от хищных птиц и диких зверей, слабые и безобидные животные любили его и следовали за ним, словно он был пастухом одного огромного стада. Птицы парили над ним, даря его лучшими из своих песен; среди же этих его пернатых друзей главенствовал соловей, ежегодно свивавший себе гнездо в том самом кусте, где некогда был найден малютка. Язык их, недоступный другим, был понятен ему. Наблюдавший за ним отшельник плакал от умиления, видя в этом благодать Божию.
Первая печаль, постигшая мальчика, была вызвана смертью его доброй кормилицы-лани. Не имея никакого представления о сущности смерти, первые объяснения мальчик получил от отшельника; но они не утешили его, а лишь еще более опечалили. Вырыв яму и похоронив лань, он покрыл могильный холм дерном и, опустившись на землю, горько заплакал.
Вдруг над головой его запел соловей…
«Все приходит от Господа Бога, и к нему же возвращается. Эфемерные существа живут лишь мгновение, насекомые — час, роза — тоже только час, жизнь бабочки — шесть месяцев, соловей живет пять лет, лань — пятнадцать, а человек — около ста лет. И все же разве в сравнении с вечностью жизнь человека не так же ничтожна, как и жизнь эфемерного существа! Смерть сглаживает все; в небытии равны все — будь это эфемерное существо, насекомое, животное или человек. Часы вечности бьют точно, ровно и соразмерно, причем в их бое слышатся лишь два слова: „никогда“ и „всегда“. Бог бессмертен, восхвалим же Господа Бога!»
Так пел соловей, и песнь его была преисполнена такой вдохновенной веры, что мальчик невольно устремил свой взор к небесам, а благодетельное, для всех одинаково милостивое солнце осушило дрожавшие на его ресницах слезы…
Утешение, однако, все же далеко не забвение: утешение — дочь веры, забвение — дитя эгоизма…
Лидерик ежедневно приходил на могилу лани, где росли цветы и звучали звонкие, нежные трели соловья.
Мало-помалу трава, росшая на могиле лани, соединилась с соседней, а могильный холмик настолько сравнялся с землею, что его трудно было различить. Настала зима, одевшая землю снежным покрывалом, ей на смену пришла волшебница весна, развернувшая богато усеянный пестрыми цветами ярко-зеленый ковер; природа оделась в лучшие свои одежды, заметя ими самый след к могиле бедной лани. Лидерик даже приблизительно не смог найти место, где она была погребена.
Наклонившись к земле, искал Лидерик дорогую ему могилку, когда над ним снова раздалась песнь соловья.
«Ищи Лидерик, ищи, — пел он, — но ищешь ты напрасно! Свет зиждится на обломках, на развалинах человеческих жизней. Каждый атом, каждая пылинка некогда принадлежала живому существу; если бы могильные холмы не сглаживались, то их на поверхности земли оказалось бы больше, чем волн в океане, и человеку не хватило бы места среди могил его предков».
Пятнадцати лет Лидерик стал под руководством отшельника изучать историю. В результате этих занятий к своим любимым библейским героям Лидерик приобщил еще Александра, Ганнибала и Цезаря. Отшельник ярко обрисовал преобразование Римской империи; поведал, как азиаты, движимые гласом Божьим, вдруг очутились в Европе, чтоб своей варварской кровью освежить разлагавшееся тело старой европейской цивилизации, и что и поныне это преобразование продолжается вестготами в Испании, лангобардами в Италии и франками в Галлии. Рассказы эти, пестревшие битвами и сражениями, для юноши были преисполнены такой невыразимой прелести, что старому учителю не было надобности что-либо повторять: страстно увлеченный занятиями, ученик схватывал все на лету и сразу же запоминал.
Не выходя ни на шаг из родного леса, он в восемнадцать лет по справедливости мог считаться сильнейшим и образованнейшим человеком и не только во Франции, но и во всем мире. Казалось, почтенный старец только этого и ждал, чтобы завершить свой долгий, славный и праведный жизненный путь, захворав на сотом году своей жизни.
Чувствуя скорую кончину, он рассказал Лидерику все, что знал о его происхождении, вручив ему при этом четки с образком Богоматери. Четки эти, обвивавшие шею найденного отшельником младенца, могли впоследствии помочь ему найти своих родителей. Завещав своему питомцу всегда следовать велению Господа, будь то в миру или в их тихой лесной обители, праведный старец предстал перед лицом Всевышнего, чтобы дать отчет в том, что он сделал за сто лет жизни, посвященной служению Ему. Смерть старца была вторым большим горем Лидерика, но все же он не плакал, так как был уверен, что душа его приемного отца вознеслась в селение праведных. В течение дня и ночи он молился у его изголовья, в молитве этой прося у него заступничества с высот небесных, а когда снова забрезжило утро, он уложил почившего в заранее приготовленную им самим могилу, а на могиле посадил каштановое деревце, дабы могилу эту не постигла участь могилы кормилицы-лани.
Исполнив последний долг, осиротевший Лидерик уселся в тени только что посаженного деревца, размышляя о том, остаться ли ему, подобно отшельнику, в этом никому не ведомом уголке или же, подобно другим, броситься в погоню за двумя легкокрылыми видениями, именуемыми славой и счастьем. Роившиеся у него в голове мысли были вдруг прерваны песнью соловья:
«В жизни каждого человека имеется своя святая святых, и наисвященнейшая из них — могила отца и старость матери. Величайшая же из обязанностей, возложенных на него, заключается в том, чтобы закрыть глаза, которые впервые заглянули в его глаза в момент его появления на свет Божий».
Вняв совету соловья, Лидерик срезал сук и, сделав себе посох, пустился в путь, уверенный, что везде найдет коренья растений и источник, чтобы утолить голод и жажду. Три дня шел Лидерик по дремучему, казавшемуся ему бесконечным лесу, когда наконец на утро четвертых суток до его слуха долетел стук молота о наковальню и над деревьями показались струйки дыма.
Ускорив шаги, он очутился у кузницы: там, словно в аду, копошились двенадцать кузнецов, которыми руководил старший мастер. Над дверьми была прилажена вывеска, гласившая: «Оружейная мастерская Мимэ».
Под натиском новых впечатлений, вызванных первым соприкосновением с внешним миром, в Лидерике, словно в молодом олене, впервые увидевшем охотника, шевельнулись недоверие и подозрительность; но тут же внимание его всецело сосредоточилось на появившемся у дверей кузницы прекрасном всаднике в доспехах, но без меча. Соскочив с коня и бросив поводья сопровождавшему его конюшему, рыцарь вошел в кузницу. Хозяин-кузнец вынул из одного из шкафов великолепнейший меч и протянул его рыцарю. Тот расплатился за меч золотой монетой, сел на коня и ускакал.
