речью. Я так волновалась, что вспотела как мышь, голос дрожал и вовсе не слушался, когда просили говорить погромче. Я сознательно тараторила еще быстрее, чтобы поскорее закончилось мое выступление. С одной стороны, я за качество полученных знаний, а с другой — неуверенность в себе не давала мне в полной мере дать их. Я уткнулась в свой конспект и читала. Студенты облокотились на стулья и просто слушали, не писали. Так прошел час неинтересной первой лекции по терапии.
Я не могу красиво говорить. Мои движения скованные, и лекции без легкой подачи материала. Студенты чувствуют мою неуверенность, отчего мой авторитет преподавателя падает в их глазах.
Фух! Отстрелялась. Зашла в учительскую и сидела за столом как выжатый лимон.
— Ну, как первый рабочий день? — спросила коллега — преподаватель по биологии, Яна Александровна.
— Прошел волнительно, — ответила я, пытаясь не подать виду, что он прошел в страхе публичных выступлений.
— С каждым разом будет легче, все придет с опытом, — заметив мое беспокойство, ответила она.
Но легче стало не сразу. Шли беспокойные будни неуверенного человека. Лекции вела неуверенным голосом, мямлила, когда отвечала на вопросы. На лекциях иногда возникал спор со студентами по теме: симптомов заболеваний, медсестринских обязанностей, лечения. Я даже сомневалась в своих знаниях: «А вдруг и правда не так…».
Я так переживала на выступлениях, что у меня болел живот, как будто кто-то сжимал и растягивал его изнутри, во время лекций я потела так, что хоть выкручивай. И не потому что мне было жарко, а потому, что очень переживала.
По моим наблюдениям, среди студентов я особо не выделялась. Да и преподаватели, с которыми я ещё не успела познакомиться принимали меня за студентку. Когда я зашла в приемную, взять журнал группы, заглянула коллега:
— Что вы тут ищете?
— Журнал тридцать второй группы
— А кто ваш классный руководитель?
Этот вопрос меня немного заставил в расплох, и я промямлила:
— Не-не понимаю…
— А с какой вы группы? — повышает голос она
— У меня четыре группы, выпускной год
— Вы преподаватель что-ли?
— Да, — расплываюсь в улыбке.
— Ой, простите! Приняла вас за студентку.
Вот так мы и познакомились с преподавателем украинского языка.
Да и некоторые студентки отличились:
— Ирина Павловна, а сколько вам лет?
Хоть это и не корректный вопрос, я ответила:
— Двадцать восемь.
— А выглядите на восемнадцать!
— Спасибо, это же хорошо, — с улыбкой ответила я.
На практических занятиях мы вначале разбирали домашнее задание, потом решали клинические задачи, и проверяли усвоенное тестовыми вопросами из КРОК-М (лицензированный экзамен).
А как я в голове представляла: студенты спешат на мои лекции и практики, у них горят глаза на занятиях, хотят получить новые знания, задают много вопросов по теме. Но в реальности было с точностью до наоборот.
На первом занятии мы повторили пройденные темы:
— А мы не поняли, в каких точках пальпировать желчный пузырь, покажете?
Я так занервничала, что рисовала мелом на доске, который к тому же бледно писал, и царапал со скрежетом доску. А нужно было так:
— Кто будет подопытным? — ложись на кушетку, буду на тебе показывать.
Но я почему то замешкалась. Стеснялась, может. О, эти стеснения неприемлемы. Я долго себя за это корила.
— Вы поняли в каких точках пальпировать? — закончив чертить, спросила я.
— Да, поняли, — ответили дети и переглядывались между собой. В их глазах я прочитала полное недоумение.
«Да не поняли они, я бы сама не поняла», — подумала я, когда посмотрела на доску с еле видными каракулями. Это была моя оплошность второго дня на практических занятиях.
На скучные лекции по терапии приходило все меньше и меньше. Да и мои занятия в расписании стояли в последних рядах. С одной стороны, мне проще говорить на меньшую аудиторию людей. Но если студенты идти не хотят, значит им не нравятся лекции, значит я не интересно рассказываю. Нет, они просто не хотят учиться. Или все таки дело во мне? — я люблю заниматься самокопанием, и от этого снижается самооценка еще больше.
Я так расстроилась, что пошла к завучу:
— Людмила Николаевна, у меня мало посещений на лекциях, — виновато говорю я.
— А кто не ходит?
— Федоров, Пасечник, Мартышкина, и ещё около десяти человек.
— Не переживай, найдем на них управу.
И меня вновь посетили навязчивые мысли. «А на практику ведь тоже мало начали приходить. В группе десять человек по журналу, а приходит то четыре, то пять. А в один день пришли и вовсе два. Значит, я плохо подаю материал, то они и не ходят».
И я решила наблюдать, анализировать свое и их поведение. Начала искать подходы к каждому.
Конец первой части.
