болью, что я застонав, упала прямо в его объятия.
- Сами вы сейчас только на пол ляжете, - вздохнул Александр Сергеевич, - не перечьте.
Секунда, и я у него на руках. Вот будет, что девчонкам из отдела рассказать.
Оказывается, рядом с кабинетом у шефа была еще одна маленькая комната, где в углу стоял мягкий диван. Ну просто счастье трудоголика – можно отдохнуть, не покидая работу. Усадив меня на диван, он открыл мини-бар, стоящий на стеллаже с книгами, и достал запотевшую бутылку колы. А где же пиво?
- На работе пить нельзя. - ой, я что, это вслух сказала?
- Приложите к голове, - он протянул мне бутылку, - подождите немного, я сейчас соберу документы и вернусь.
Я без слов подчинилась – мне что-то становилось хуже. Кола приятно холодила место ушиба, я же пыталась разглядеть названия на корешках книг, но все неумолимо куда-то уплывало и размазывалось перед глазами. Ворон, влетевший в комнату, вообще был каким-то неопределенным черным пятном.
- Мда, надо, наверное, другое кресло будет в кабинет поставить, а то это, как оказалось, можно использовать в виде оружия, - протянул мужчина, опять поднимая меня на руки, - или аура у меня такая, что все калечатся. Вот, вы даже каблук сломали.
- Ну, его я еще в лифте сломала, - доверительно сообщила я, обхватывая его руками за шею.
- А, так вы просто невезучая, - в голосе проскользнула улыбка.
У меня стремительно рушились все представления о нашем директоре. Мрачный, бессердечный, черствый Ворон нес меня на руках, развлекал, отвлекая от боли и всячески пытался помочь. По-моему, где-то упал метеорит.
Мы вышли на парковку, подошли к машине – чёрной, конечно - меня усадили на заднее сиденье, сели рядом. Скоро подошёл водитель и протянул шефу кожаный портфель. Мужчина открыл его, достал бумаги, ноутбук и начал быстро что-то в нем строчить.
Автомобиль мягко тронулся с места, и меня замутило. Вообще, не люблю ездить на транспорте – меня укачивает. А уж в таком контуженном состоянии стало раза в три хуже. Я откинулась назад и закрыла глаза, пытаясь мысленно себя успокоить. Мне совершенно не хотелось окончательно дискредитировать себя в глазах Воронова и испортить ему дорогой кожаный салон.
Ехали мы, оказывается, в больницу. Все также на руках, не обращая внимания на все мои возмущенные попытки идти самой, меня донесли до стойки регистратуры, посовещались с кем-то и понесли дальше.
У меня было - как это неожиданно - сотрясение, о чем мне сообщил симпатичный молодой мужчина в белом халате, сделавший рентген и задавший кучу ненужных совершенно вопросов. Нет, я не ударялась головой об кресло – это оно на меня подло упало. Голова болит, да, такое чувство, что у меня там половина черепа по дороге потерялась, а не сотрясение. Стас – так звали врача, порекомендовал мне остаться в клинике, чтобы обследоваться, но я, с ужасом представив, сколько стоит ночь в дорогой частной клинике, куда привез меня Александр Сергеевич, решительно отказалась. Вздохнув, мужчина выписал какие-то таблетки, выдал обезболивающее и белые больничные тапочки, чтобы босой не ходила, и отправил обратно к шефу.
Тот при виде меня вскочил со стула около кабинета и обеспокоенно осведомился о самочувствии. Уверив его, что в данный момент я помирать не собираюсь, похвасталась новой обувью.
- Кстати, а ваши туфли где? – осведомился он.
Я озадаченно нахмурилась. Не помню, где я их оставила. Может, в кабинете Воронова, может, слетели, когда он меня нес. Я вздохнула:
- Не переживайте, все равно вряд ли их можно было бы спасти.
А про себя подумала о том, что это была последняя и единственная пара туфель в моем скудном гардеробе, и теперь придется срочно покупать новые, а следовательно до маячившей где-то на далеком горизонте зарплате сидеть на диете из хлеба и воды.
Аккуратно взяв меня за локоток, мужчина повел меня к машине. Откровенно скучающий водитель окинул меня заинтересованным взглядом, увидел тапочки, хмыкнул и завел мотор. Я ещё раз попробовала заикнуться о том, что могу доехать сама, не утруждая шефа терять время, но он отмахнулся:
- Вы больше времени теряете, пререкаясь со мной. Время сейчас позднее, так что транспорт вы можете ловить хоть до рассвета. Так что, Екатерина, не глупите, говорите адрес и поехали.
Он устало прикрыл глаза, а я пристыженно заткнулась. Мне вообще было очень стыдно и неудобно, что я заставила генерального возиться со мной как с ребенком, хотя он был вообще не обязан делать всего, что он сделал для меня. Черт, он ведь, получается, и заплатил за прием у врача в клинике. И что мне теперь делать?
До дома моего доехали в полнейшем молчании. Я завозилась, пытаясь в темноте салона отстегнуть ремень безопасности, но никак не могла попасть на кнопку. Рядом тяжело вздохнул Александр Сергеевич, включился свет, и я поняла, что все это время возилась не со своим ремнем. Покраснев до корней волос, я быстро отстегнулась.
Несколько секунд мы с шефом смотрели друг на друга, а потом я протянула ему руку. Он растерянно моргнул, чуть-чуть замешкался, но все-таки пожал ее.
- Спасибо вам большое, что помогли мне.
- Не за что. Доброй ночи, Екатерина Игоревна.
Я выскочила из машины, прижимая ладони к пылающим щекам. Это же надо было додуматься – руки пожимать генеральному! Еще бы целоваться полезла. Однозначно, это все сотрясение. Осторожно пощупав растущую огромную шишку на затылке, я вздохнула. Хорошо, что сегодня пятница – за два дня, может, оклемаюсь и в себя приду.
Глава 2
Выходные прошли под девизом головной боли, слабости и общей ненависти к миру. Звонила мама, как только узнала, что со мной стряслось, сразу же вознамерилась пилить ко мне через пол страны, чтобы удостовериться, что все в порядке. Еле ее отговорила. От чтения болела голова, от телевизора и компьютера тем более, так что от большую часть времени я лежала на диване и смотрела в потолок. Потом от нечего делать почистила ведро картошки, хотя отродясь ненавидела это занятие, нашла помятую жизнью свеклу и решила сделать винегрет. За горошком пришлось спускаться в магазин, благо, тот находился прямо во дворе. Дальше я бы точно не дошла.
Продавщица на кассе посмотрела на меня как на алкоголика, который собрался похмеляться рассолом от зеленого горошка. Да сотрясение у меня, а не похмелье, блин! Ну и что, что бледна как смерть и за голову
