Но всё это время бродили среди нас невозбранно, как волки в овечьем стаде, не стесняясь своей хищной сущности.
Я вдруг почувствовала трепет. Хотя чего мне, в сущности, бояться? С Лили завтра глаз не спущу. Инкуб один, дам на балукуда как много, вряд ли моя подопечная будет в такой уж опасности. Причём среди приглашённых гостий наверняка найдётся немало желающих упасть в объятия инкуба. Ходят слухи, что это продлевает молодость и красоту. Ещё о чём-то шептали, стыдливо прикрывая веерами улыбающиеся рты, но я не прислушивалась.
Мне некогда. Я должна работать.
Глава 2.
«Поскольку продолжительная связь с инкубом истощает энергетические ресурсы женщины, что может быть опасно не только для её здоровья, но и для жизни, третий пункт Корилианского Договора запрещает такие связи. Из опасения нарушить Договор, инкуб крайне редко предлагает одной и той же женщине утолять его голод несколько раз – ибо никто не может предсказать точно, где эта грань. Как правило, речь идёт только об одной ночи, после чего инкуб отправляется искать новую добычу».
Леди Мэри Сазерленд. Отрывок из трактата «Об инкубах».
Подходил к концу очередной тяжёлый рабочий день. Иной раз мне казалось, что мешки с картошкой таскать легче, чем сохранять непоколебимое душевное равновесие, наставляя Лили на путь истинный и прививая ей манеры, подобающие леди.
Едва отсидев достойно послеобеденный чай в общей гостиной, Лили умудрилась скрыться из поля моего зрения – вместе с Катрин. Я искала их битый час и нашла в кустах облетающего барбариса на задворках парка. Они чирикали, как птички в гнезде и выпорхнули только в ответ на мои угрозы нажаловаться матерям. Пришлось припугнуть перспективой остаться дома и пропустить бал.
Чем ближе надвигался вечер его проведения – как грозовая туча надвигается на небо – тем сильней меня терзали нехорошие предчувствия.
Наконец, гости «Задумчивых ив» разъехались, Лили отправилась к матери в будуар пожелать спокойной ночи и получить свой традиционный поцелуй в щёку, амою вахту можно было считать законченной.
Не чуя под собой ног, с мигренью, взрывающей виски, я тащилась по лестнице в мансарду, где была моя маленькая, но уютная спальня. Любимый момент за весь день – когда можно запереть покрепче дверь, сбросить, наконец, с себя, неудобные тряпки и всё остальное, распахнуть окно и растянуться на узкой постели в одной сорочке, чувствуя, как ночной ветер обдувает уставшее тело.
Скорей бы!
Я проходила мимо коридоров третьего этажа, где находились хозяйские спальни, как что-то насторожило и я невольно притормозила.
И я не хотела подслушивать, правда! Но визгливый голос Лили, когда она чем-то бывала недовольна, игнорировать было затруднительно. Мне расхотелось продолжать путь, когда я поняла, что речь обо мне.
- Но я не так больше не могу, мама! Когда меня уже избавят от надзора этой несносной мисс Браун?! Я не ребёнок, чтоб терпеть её унылые нравоучения по каждому поводу! Уволь её.
Внутри забурлила самая настоящая ярость. Значит, вот как! Я не жалею сил и времени, а эта мелкая паршивка… Пришлось напомнить себе, кто я, и что такие эмоции недостойны леди. В общем, провести нравоучительную беседу с самой собой.
Но всё-таки я огляделась по сторонам и сделала шаг вперёд. Миссис Льюис разговаривает тише дочери – таким вечно болезненным, уставшим от жизни голосом, и чтобы её подслушать, мне придётся приложить усилия. А я обязана услышать ответ! Ну, хотя бы для того, чтобы знать, стоит ли мне уже подыскивать себе другое место.
- Что ты, дитя! Как можно! Я не могу уволить мисс Браун.
Я немножко успокоилась. Ну хотя бы хозяйка ценит по заслугам мои старания.
- Но почему?! – вскричала Лили и кажется, притопнула ножкой. Ох, не повезётеёбудущему муженьку! Впрочем, моя работа состоит как раз в том, чтобы он об этом как можно дольше не догадывался – как минимум, пока над брачным алтарём не выпустят перепуганных, закиданных рисом голубей.
Недолго я предавалась успокоительным мыслям. Потому что миссис Льюис ответила.
- Как это, почему? А где мы ещё найдём тебе такую страхолюдину? Ты же знаешь нравы своего папеньки. Я с ног сбилась в попытках найти тебе гувернантку, к которой он не полезет под юбку в первый же день. И вот теперь ты хочешь лишить меня такого великолепного, исполнительного пугала, как мисс Браун? Ты же понимаешь, что девушкам твоего возраста и положения без гувернанток появляться в свете неприлично. Потерпи, вот скоро мы тебя сосватаем, и вдохнёшь вольной жизни, моя дорогая.
Вот значит, как.
Исполнительное пугало.
Я поплотнее завернулась в пушистую серую шаль и неслышно ступая, ушла.
Шла всё быстрее и быстрее, ускоряя шаг, пока не добралась, наконец, до своей комнаты. Единственного убежища, в котором я могла быть самой собой.
И вроде бы я привыкла.
Отчего тогда комок в горле и такая невыносимая тяжесть в груди?
Я заперла покрепче дверь. Скинула неудобные тяжёлые ботинки, квадратные носы которых выглядывали из-под подола, а железные набойки увесисто ступали, демонстрируя походку в высшей степени респектабельной особы, которой можно доверить воспитание детей. Правда, из-за них моя походка становилась слегка утиной, но это было не важно, пока я исправно учила девушек королевской осанке и лебединому плавному ходу.
Пройтись босиком по плохо крашеным прохладным доскам было блаженство.
Следом на пол полетела уродливая, но тёплая шаль из козьей шерсти. Её роль была особенно важна, потому что она скрывала некоторые части моей фигуры, которые при всех моих усилиях платье полностью не прятало.
Хотя платья искала и выбирала я особенно тщательно. Все лавки своего родного городка Виллифорда, что в сотне миль от Кроуфорда, исходила, пока нашла. Нужна была максимально плотная и некрасивая ткань. Максимально бесформенный фасон. Чтобы, упаси боже, не видно было очертаний груди, визуальные поиски талии были бесполезны, а бедра совершенно терялись в пышных юбках модели «баба на чайнике».
И всё равно приходилось подстраховываться шалью. Поскольку фигурные особенности боженька подарил мне слишком заметные, да ещё и высокий рост.
Оказалось, многое решает взгляд и голос. Побольше строгости, холодка и тщательно отрепетированные уныло-бесцветные интонации. Никаких улыбок, упаси бог! Не улыбаться я училась долго, но всё-таки научилось. Улыбка меня предавала – от неё на щеках появлялись ямочки, а это уже никуда не годилось.
Трудности мне создавали и волосы. По своему малодушию, так и не решилась их остричь.
Я вынула шпильки одну за другой, распустила низкий плотный пучок. Почуявшие свободу непослушные тёмные кудри тут же рассыпались по плечам и ниже, до середины спины. Я вытащила щётку и долго, с наслаждением вычёсывала из них остатки пудры, которыми присыпала аккуратно по утрам, добавляя тусклости. Если не присматриваться, можно было подумать, что на висках ранняя седина – и это было особенно кстати.
