прежде изредка получала полномочия от правительства на работу своих чиновников в партикулярном платье, но заканчивались эти мероприятия обычно плачевно.
Так, весной 1832 года министерство внутренних дел, обеспокоенное деятельностью "Национального политического союза рабочего класса", предшественника чартистов, обратилось к комиссарам полиции с просьбой выяснить, не готовится ли на встречах союза чего-нибудь антиправительственного. Для этого был выбран констебль Уильям Поупи из Пи-дивизиона (Камберуэлл), который вступил под вымышленным именем в эту организацию и в течении девяти или десяти месяцев являлся одним из ее лидеров, произнося на митингах пламенные призывы к оружию. В феврале следующего года его товарищ по союзу Джордж Ферзи случайно встретил его в полицейском участке у суперинтенданта.
Разоблачение Поупи вызвало истерику в Камберуэлле, где располагался штаб союза, полицейских шпионов видели едва ли не в каждом соседе и прохожем. В итоге Парламенту была представлена петиция, требующая запретить действия полицейских в штатском, и назначена парламентская комиссия для расследования.
Министр внутренних дел сэр Джеймс Грэхем
Кампания "Таймс" в пользу организации детективных сил не имела успеха, и потребовалось зверское убийство, совершенное Даниэлом Гудом в 1842 году, чтобы комиссарам Столичной полиции удалось, воспользовавшись широким общественным резонансом, который оно вызвало, убедить министра внутренних дел сэра Джеймса Грэхема дать разрешение на создание полицейского отдела, члены которого должны были работать в штатском.
23 мая 1842 Даниэль Гуд был повешен в Ньюгейтской тюрьме, а через три месяца, 15 августа, был создан Детективный департамент. Из двух возглавлявших в тот момент Столичную полицию комиссаров Чарльз Роуан вообще не имел дел с новыми детективами, а его коллега Ричард Мейн, опасаясь возбудить популярное предупреждение против чиновников в штатском, решил держать Детективный департамент под личным контролем при центральном управлении. Департамент состоял из 2 инспекторов (уже упоминавшегося Николаса Пирса из А-дивизиона и Джона Хейнза из Пи-дивизиона) и 6 сержантов, вскоре дополненных еще двумя сержантами, срочно повышенными в звании из констеблей (из этих двух сержант Уичер из Е-дивизиона, которого считают прототипом сержанта Каффа из "Лунного камня" Уилки Коллинза, еще встретится нам чуть позже). Практически все новоиспеченные детективы принадлежали к тем самым "избранным", о которых я уже упоминал.
Хотя малочисленность и отсутствие специального обучения затрудняли эффективную работу нового отдела, у него было одно неоспоримое преимущество перед старыми "боу-стритскими приставами": они приступали к расследованию сразу же, как только им становилось известно о преступлении, поскольку, будучи государственными служащими, не имели искушения оттягивать начало дознания до тех пор, пока им не будет гарантировано возмещение их расходов. Через четыре года при каждом дивизионе работе в штатском стало обучаться по два человека, поддерживая наблюдение за известными дебоширами и за трактирами, где те собирались. Предполагалось, что в дальнейшем эти обученные люди смогут использоваться в качестве замены заболевшим или выходящим в отставку. Но официальное признание необходимости детективной полиции еще не означало принятие ее публикой.
В 1845 году газета "Таймс", еще пять лет назад ратовавшая за использование детективов в штатском, подвергла критике их действия за использование неподобающих методов: на процессе в Олд-Бейли всплыла информация, что констебль, чтобы выследить и арестовать шайку фальшивомонетчиков, переоделся сапожником. "Вся система сыска в штатском, — с гневом писал по этому поводу в "Таймс" один из читателей газеты, — открывает такую дорогу мошенничеству, попустительству и коррупции, что никакое раскрытие преступления не может компенсировать этот обман. Оно портит и искажает то, на что оно наползает — и потому подлежит уничтожению.
"В итоге с санкции министра внутренних дел этот констебль получил дисциплинарное взыскание, а в будущем, согласно опубликованному приказу по министерству, "полицейским констеблям ни при каких условиях не должны дозволяться уловки такого рода". В 1851 году другой констебль заслужил порицание за то, что укрылся за деревом, чтобы проследить за совершением непристойного поступка. Респектабельное общество отвергало подобные уловки, полагая их дурно пахнущими и перенося неприязнь к шпионажу непосредственно на детективную полицию.
"Очень жаль, когда какая-либо общественная организация, оставляя строгую линию ее юридических функций, обращается к вредным методам, или даже подозрительным, хотя и ради достижения законных целей ее первоначального учреждения, — писала "Таймс" в декабре 1845 года. — И в этом случае нет никакого веского оправдания, что эти цели не могут быть достигнуты обычными путями, поскольку это является бесспорным доказательством какого-то коренного дефекта в учреждении, когда оно неспособно получить хорошие результаты без использования недостойных средств. Когда проявляется такой дефект, наступает время для расследования, или перестройки, и возможно даже для полного отказа от этого учреждения."
Не способствовала популярности детективов и нечистоплотность самих чиновников. Так, в 1855 году в Центральном уголовном суде слушалось громкое дело, где на скамье подсудимых оказался детектив-констебль Чарльз Кинг из Си-дивизиона (Сент-Джеймс), обвинявшийся в том, что подбивал мальчишек в Гайд-парке совершать кражи у гуляющих, а затем делил с ними ворованное. Кинг получил за свое преступление 14 лет ссылки.
Инспектор Чарльз Фредерик Филд
В 1846 году руководителем "Детективного отдела" был назначен инспектор Чарльз Фредерик Филд, прежде служивший в Вулиджских доках, которому предстояло пробить брешь в стене недоверия и враждебности. В 1850 году к комиссарам полиции обратился Чарльз Диккенс, издававший в то время еженедельник "Домашнее чтение", с просьбой взять интервью у чиновников сыскной полиции, и получил на это разрешение.
Практически весь "Детективный отдел" во главе с Филдом явился в редакцию еженедельника на Веллингтон-стрит, результатом чего стал очерк "Детективная полиция", в котором Диккенс противопоставлял новых детективов старым боу-стритским сыщикам, которым дал уничижительную характеристику: "Сказать по правде, мы полагаем, что вокруг этих знаменитостей было слишком много небылиц. Помимо того, что иные из них были людьми очень невысокой нравственности и слишком привыкли иметь дело с ворами и им подобными, они никогда не упускали случая воспользоваться в обществе служебным положением и напустить таинственности, выставляя себя в наилучшем свете.
Неизменно расхваливаемые сверх того некомпетентными магистратами, озабоченными тем, чтобы скрыть свою неполноценность, и будучи на короткой ноге с тогдашними газетными щелкоперами, они сделались своего рода идолами." За этим очерком последовали другие: "Три детективных истории", "Современное искусство ловли воров", "На дежурстве с инспектором Филдом". Кроме того, Филд стал прототипом инспектора Бакета в "Холодном доме", а в 1853 году "Таймс" даже утверждала, что Диккенс писал биографию Филда, хотя следов этой работы исследователи творчества Диккенса не обнаружили.
В той же статье "Таймс", наряду с утверждениями о Диккенсе-биографе, посвятила успехам Филда в деле в западных графствах хвалебный пассаж: "М-р Филд, следует
