— Несколько дней назад произошел несчастный случай. Большая часть снадобья разбилась, была пролита, погибла… Я послал гонца за новым запасом, но он опоздал… Приехал уже после смерти Гефестиона.
— Разве я не приказывал тебе всегда иметь достаточный запас снадобья?
— Я так и делал, мой царь! Это неожиданная, трагическая случайность!
Он начал всхлипывать.
Александра это не тронуло.
— Ты обещал мне, что такого, как в прошлый раз, больше не будет.
А раньше, два года назад, они оба — Александр и Гефестион — подхватили лихорадку. Запас лекарств тогда тоже оказался утрачен, но новая их партия поспела вовремя, и они были излечены.
От страха по лицу Глуция потоками стекал пот, выпученные глаза молили о пощаде. Но Александр видел только одно: мертвые глаза своего друга. Детьми они были учениками Аристотеля. Александр наследник царя, Гефестион — сын воина. Они обожали Гомера и его «Илиаду», играли в их героев. Гефестион был Патроклом у Александра, естественно, являвшегося Ахиллесом. Оба избалованные, беззаботные, привыкшие к власти и не блещущие особым умом. Гефестион для Александра всегда был чудом. Теперь его не стало.
— Почему ты позволил ему умереть?
Александр говорил так тихо, что его не слышал никто, кроме Глуция. Он позволил своим телохранителям расположиться вокруг, но в отдалении. Чтобы они только могли наблюдать за происходящим. Первые воины-греки, с которыми он покорял Азию, либо погибли, либо удалились от дел. Теперь большую часть его армии составляли персы, которые согласились пойти к нему на службу только после того, как он завоевал их страну. Они были хорошими воинами. Все до одного.
— Ты мой лекарь, — зловеще прошептал он. — Ты держишь в руках мою жизнь. В твоих же руках находились жизни тех, кто мне дорог, и ты подвел меня. — Самообладание изменило Александру, и он вновь едва удержал слезы. — Из-за какой-то «нелепой случайности», как ты это называешь.
Александр положил лезвие меча на веревку, которой были стянуты пальмы.
— Царь! Пощади! Умоляю! В этом не было моей вины!
Александр посмотрел на мужчину.
— Не было твоей вины? — Его горечь немедленно превратилась в ярость. — Как только твой язык осмеливается произносить такое? — Он поднял меч. — Твой долг заключался в том, чтобы спасти его!
— Царь мой! Я тебе нужен! Я единственный, кто знает о жидкости! Если она понадобится, кому ты отдашь ее?
Лекарь говорил торопливо, выкраивая каждую секунду.
— Можно научить других. Но на обучение, приобретения знаний потребуется много времени!
— Для Гефестиона твое знание оказалось бесполезным. Несмотря на все твои великие познания, его больше нет. — Слова давались ему с трудом. Наконец он собрал все свое мужество и произнес: — Он умер.
Время клонилось к закату. Нынче ночью в Экбатане должен состояться праздник Диониса с атлетическими соревнованиями и музыкальными представлениями трех тысяч недавно доставленных в Грецию артистов — специально чтобы развлекать войско Александра. Пьянство и гульба должны были продолжаться несколько недель, но все кончилось, когда заболел Гефестион.
— Я убеждал его не принимать пищу, — простонал Глуций, — но он не прислушался. Пока меня не было, он съел вареного петуха и напился допьяна! Но ведь я же предупреждал его!
— А где был ты в это время? — Александр не ждал ответа на свой вопрос, он уже знал его. — В театре! Смотрел представление! А мой Гефестион тем временем умирал!
Но и сам Александр в тот момент находился на стадионе, наблюдая скачки на колесницах, и мысль об этом только усиливала его ярость. На самого себя в том числе.
— Лихорадка, государь! Мне хорошо известна эта болезнь: она протекает быстро и очень тяжело. Во время нее нельзя принимать пищу. Никакой еды! Мы знали об этом еще по прошлому разу. Воздержание помогло бы ему дотянуть до того момента, когда прибыл груз лекарств.
— Ты должен был быть там! — проревел Александр так громко, что этот крик услышали стоявшие в отдалении солдаты. Поняв это, он заставил себя успокоиться и почти шепотом проговорил: — Лекарства должны были быть у тебя всегда под рукой!
Александр заметил, что его воины заволновались, и понял, что должен взять себя в руки. Чему учил Аристотель? «Царь говорит своими поступками!» Именно по этой причине он отступил от всех существующих традиций и велел забальзамировать тело Гефестиона. Подобно тому, как поступил Ахилл в знак скорби по своему Патроклу в «Илиаде» Гомера, Александр приказал своим воинам обрезать хвосты и гривы коней. Он запретил игру на любых музыкальных инструментах и послал гонца к жрецу Амона за советом относительно того, как лучше увековечить своего возлюбленного. Стремясь облегчить душевную боль, Александр в скором времени и со всей своей мощью обрушился на коссеев, предав огню и мечу весь народ — это была его дань растворяющемуся во времени и небытии образу его любимого Гефестиона.
Им часто двигала ярость.
И сейчас тоже.
Александр взмахнул в воздухе мечом и остановил его прямо возле бородатого лица лекаря.
— Лихорадка вновь овладела мною, — зловеще прошептал он.
— Тогда, владыка, я понадоблюсь тебе! Я смогу помочь!
— Так, как ты помог Гефестиону?
Сцены трехдневной давности до сих пор стояли перед его глазами: грандиозный погребальный костер Гефестиона высотой с пятиэтажное здание и с длиной стороны в фарлонг,[1]украшенный позолоченными орлами, носами кораблей, львами, быками и кентаврами. На погребение съехались посланцы со всего Средиземноморья.
И все из-за бездарности этого человека!
Он занес меч над головой своего лекаря.
— Мне больше не понадобится твоя помощь.
— Нет, государь! Заклинаю тебя! — закричал лекарь.
Александр резкими ударами стал рубить тугие канаты, удерживающие стволы пальм. В каждый удар он, казалось, вкладывал обуревающую его ярость. Когда канаты лопнули, обе пальмы распрямились, взлетев к небу с треском, напоминающим хруст костей. Одна — влево, другая — вправо. А между ними был привязан Глуциус.
Несчастный издал лишь один резкий вскрик, затем его тело на секунду остановило разлет деревьев, а потом руки вылетели из плеч, а из разорванной надвое груди хлынули потоки крови.
С ветвей пальм стекала кровь, словно после небывалого кровавого дождя, но они вновь вернулись в прежнее положение, и это, похоже, было для них важнее всего.
Мертвое тело Глуция шлепнулось на грязную, мокрую землю, его оторванные руки и часть грудной клетки остались висеть на ветвях пальм. Никто из солдат не произнес ни слова.
Александр повернулся к своим воинам и издал клич:
