по фотокарточке и любимого вернет, и от поноса его излечит. Короче, и смотреть нечего. Вот журналистка, что берет интервью, симпатичная. От этого никуда не денешься. Но вопросы задает идиотские. Ха! Заклинание счастья дай ей! Ересь какая-то. Интересно, как выкрутится претенденша на ведьмочку. Естественно, набор слов. Как это сначала? Так, не понимая часто слов, а, тем более, их смысла, Иванов механически повторил за женщиной эту словесную абракадабру.
– Ну, а дальше что? Счастье? Вот мотануть бы сейчас куда подальше, хоть в космос, хоть в другое измерение. Лишь бы смыться от этой скукотищи, от этого прозябания, что называется жизнь. Что сделано за прожитые годы? А самое страшное, что и дальше будет то же самое, пока не помрешь. Самое время драпать.
И то ли заснул, то ли еще что, но грохнулся Иванов со своего кресла на пол. А голову поднял – зажмурился. Яркое солнце слепило глаза. Березы шелестят. Соловьи поют. А сам господин-товарищ Иванов плашмя лежал на мягонькой пушистой травке. В боку что-то сильно давило. Посмотрел – ба-а, книга про госпожу Каменскую! Вот точно – книга лучший подарок. И какой идиот это сказал. Делать нечего, надо вставать. Это только в русских сказках: пролежал на печи тридцать лет и три года и на тебе – на халяву, и силушка пришла, и невеста нашлась. А в жизни все зарабатывать самому надо и не особо щелкать клювом, так как всегда хватает любителей до чужого. Иванов поднялся, потянулся. И тут под самым носом, буквально метров в десяти, увидел колодезный сруб.
– Колодец, колодец, дай воды напиться.– Потихоньку пропел Иванов.– Еды нет, хоть водицы напиться.
Но странно, вместо ведра к веревке была привязана какая-то довольно объемная бадейка, на дне которой явно были отпечатаны следы ног. Интересно, сколько же раз вставали ногами в эту бадейку, если даже слегка углубления вытоптались в дереве!
– Как я понимаю, и не колодец это вовсе, а прообраз нашего лифта. Только на лифте сначала вверх, а потом вниз. Здесь – вниз, а как наверх? Здесь, что – пропуск только в один конец? Не очень-то и радует. Всегда покойнее, когда знаешь, что всегда можно отойти даже на заранее не оборудованные позиции. Нам ведь все равно: наступать-бежать, отступать-бежать. Лишь бы бежать. Шутка! А, если шутка, то, что задумался, – вперед и с песней, в смысле – вниз. Когда началось резкое движение вниз, пришла мысль: после последнего витка на барабане – сильно дернет. И считай, все коленки разобьет о края бадьи. Даром что ли, вот они – чуток пониже. Потом хромать аж до самой японской Пасхи. Но буквально через несколько мгновений движение заметно замедлилось, а вскоре и вообще остановилось. Мимо сверху пролетели камушки. Раздалось бульканье воды. Иванов посмотрел вниз – примерно в полуметре под ногами плескалась вода. Напротив, прямо начиная с верхней кромки бадьи, в стене виднелся проход. В районе сердечка неприятно кольнуло. Будь, что будет. А-а-а, один раз живем!– прокричал Иванов, а потом шепотом добавил.– Вообще, поэтому и пожить подольше хотелось бы.
С этими словами Иванов сделал свой первый шаг в туннель. Достаточно темно, но ничего, с обеих сторон стены руками прощупываются. Лишь бы в яму не угодить или ловушку, какую. Ход тайный, могли и ловушку устроить от не прошенных гостей. Хотя, судя по следам в бадье, гостей здесь ходило немерено. В любом случае, я уже иду и будь, что будет. Хотя могли и проход благоустроить, даром, что ли народу столько шастает. Эх-х, матушка Россия, все умеем, да ничего не можем сделать толком. Даже для себя. Ракету построить или блоху подковать – это можно. А вот в деревне дорогу единственную заасфальтировать – это уже круто. Легче трактором машины из грязюки вытаскивать. Эх, помню, как меня три километра на тракторе тащили. В смысле, не меня, а мою машину, в которой я сидел. Кто там сказал, кажется, Есенин:
Если крикнет рать святая: брось ты Русь, живи в Раю!
Я скажу: не надо Рая, дайте Родину мою.
Может и не Есенин, но все равно хорошо. Вот только эти стихи на фоне трактора не гордость вызывают, а грусть и легкую обиду. Жаль, часов нет, по-моему, уже с полчаса иду, как пить дать. Хотя в темноте время, точнее ощущение времени, у большинства людей теряется. А вот и свет в конце туннеля. Слава Богу, что не яркий и зовущий, как рассказывают ожившие покойники, а тусклый. Пока живой и, слава Богу! Вах-х! Я опять вышел туда же! Та же бадья со следами ног, вода в колодце. О, веревка вдоль стены. Как же я ее раньше не заметил – это, очевидно, рычаг для вытягивания себя наружу. Почти, как барон Мюнхгаузен, вытаскивающий себя из болота за волосы. Как там поют классики:
“ Я во-дя-ной, я водяной, никто не водится со мной.
А мне летать охота.
А ну их всех в болото“.
Хорошая песенка. Душевная. А вот я и наружи. Вай! Благодатью, какая. Действительно, все познается в сравнении. А как там, у Высоцкого, типа, что те же деревья и та же трава, что-то еще такое же, а в ответ – тишина. Он вчера не вернулся из боя. Неизвестно, что хуже: тишина или шумные крики аборигенов. Неизвестно еще кто пользуется этим чудом техники. Надеюсь, людей в жертву они не приносят. А, может, это сатанисты! Зачем туннель в земле кольцом вырыли? Хотя, почему кольцом? Если бы так, то мой выход был бы входом в начало туннеля или выходом в колодец, напротив первоначального входа. Но дыра была одна. Однозначно. Не понятно. Природа та же самая. Вон две березки чуть в стороне от других. То же солнышко. Ой! Занудно летавший вокруг здоровый жук, вдруг резко сменил траекторию полета, и неожиданно сел на предплечье. Я инстинктивно хлопнул по нему ладонью, оглушив, и щелкнул пальцем, отбросив его недалеко в траву. Это был жук-носорог со спичечную коробку, только окраска его крыльев была яркая, как у какой-нибудь бабочки из джунглей.
– Реакция есть,– с удовлетворением отметил я себе, – но, что толку. Делать-то я ничего не умею. Не слесарить, не столярничать. Дачник из меня был аховый. Прослужил в армии больше двадцати лет и что толку. Даже стрелять из пистолета не умею. Только очередью из автомата по толпе. Да и не скажу, что смогу выстрелить по толпе. Тем более, безоружной. А профессионалы толпой стоять не будут. Подозреваю,
