кажутся игрушечными, люди, что сидят за рулем, вообще ростом с муравья.
Мы молчим, где-то недалеко раздается пение соловья. Его переливы, прищелкивание и мелкое тютюкание напоминают автомобиль, у которого сломалась сигнализация и теперь хозяин пытается настроить непослушный сигнал тревоги. Пению размеренно вторит далекая кукушка. Звонкие голоса пичуг вливаются в эту музыку и замолкают, не в силах повторить переливы. Над костром кружатся мелкие мошки, они порой вспыхивают искорками, если приближаются очень близко к огню.
Охотница вздрагивает, когда в пение соловья и кукушки вклинивается далекий волчий вой. Она настороженно приподнимается и прислушивается. Кукушка смолкает, и дуэтом поют волк и соловей. Далекое «у-у-у-у» разносится по земле, соловей вторит переливами, поддерживает, когда вой смолкает и вливается в него с новой силой. В бликах костра я замечаю, как у охотницы блестят глаза. Она опускается на охапку папоротника, и подкладывает ладошку под голову.
– Ничего не говори, Женя, давай просто послушаем! – опережает мой вопрос охотница.
Я пожимаю плечами, и вслушиваюсь в странную композицию. От неё внутри возникает ком и то расширяется, то сжимается, пульсирует в такт переливам. Далекий волк не жалуется на свою судьбу, он выплескивает полной луне тоску по утерянному спокойствию, в поисках которого он рыщет всю жизнь и нигде не может его найти. Соловей будто бы утешает лохматого певца и подбадривает.
На них обоих смотрит печальный лик луны, что вышла следом за ушедшим солнцем и сменила золотую краску на серебряную. Холодным светом покрываются густые травы, верхушки деревьев, далекая дорога, по которой изредка проносятся мерцающие фары машин. Папоротник под головой пахнет свежим мхом, скошенным сеном, землей, ногу щекочет какая-то мелкая букашка.
Красота.
Я ложусь на спину, закидываю руки за голову и продолжаю слушать концерт, в который магически вливается легкий треск костра и лепет березовых листьев над головой.
Колючие звезды перемигиваются в темнеющей высоте. Они похожи на капли ртути от огромного разбитого градусника, что разметались по черной ткани неба и отражают свет серебристой круглой лампы. Кругом царит очарование таинственности и сказки, в лесу потрескивают деревья, иногда падает сухая ветка, сорванная порывом ветра. Шум ветра в листьях и иголках, соловьиное пение, волчий вой и потрескивание костра располагают к думам о великом.
Я думаю о родителях и своём возвращении к ним – примут ли, поймут ли?
– Говорят, что когда-то давным-давно Волчий Пастырь был человеком, – говорит охотница.
Я вздрагиваю от неожиданности – в своих думах ушел так далеко, что успел забыть про неё и окружающую среду. Пару секунд понадобилось для того, чтобы осознать сказанное ею.
– А кто он вообще такой, этот Волчий Пастырь? Понятно, что пастух волков, но откуда он взялся? – спрашиваю я у охотницы.
– Эх, молодежь! – вздыхает тетя Маша. – Про Зевса и сонм олимпийских богов всё знаете, кто и чем занимался, а про богов и героев своих предков забываете. Про Егория Храброго слышал?
– Про кого?
– Ох, вот живешь в России, а не знаешь, кто на гербе столицы изображен. Ведь там первый Волчий Пастырь побеждает змея.
– Георгий Победоносец, что ли?
– Он позже Георгием стал, когда христианство укоренилось, а до этого Егорием был. Возложил на него Род ношу тяжелую – поддерживать в мире равновесие, да срок определил в сорок сороков. А когда срок подошел к концу, то Егорий присоединился к остальным славянским богам, что взирают на землю и детей своих с небес… Покинул Игру вместе с остальными богами… Вот только их куклы по сей день продолжают играться…
Неторопливый говорок завораживает и клонит в сон, словно я вернулся в детство, и мама рассказывает сказку. Под теплым одеялом так приятно свернуться калачиком, гораздо приятнее, чем на земле, хоть и выложенной папоротником. Соловей всё также выводит рулады автомобильной сигнализации, а вот волчий вой затихает на пронзительной ноте.
– Даже был такой заговор «как на острове Буяне, на полой поляне светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый…» – рассказывает охотница, и я ловлю себя на мысли, что пропустил часть её монолога, на время уйдя в свои мысли. – И ездит Волчий Пастырь на колеснице, которую тащат волки и каждому встречному жалует его судьбу по справедливости.
– А сейчас что же случилось? Почему не осталось справедливости, а перевертни нападают, как хотят и никого не стесняются?
– Сейчас взялась за дело воскрешения дочь Пастыря, а она почти ничего не знает о роли своего отца в поддержке равновесия. Упертая она, должна воскресить отца и всё тут, вынь да положь! – выдыхает охотница и подкидывает в костер пару ветвей. – Ты постарайся поспать, а я пока покараулю. Когда саму сморит, то толкну, и ты на страже побудешь. Хорошо?
Я киваю в ответ и под трели соловья ныряю в темную заводь сна. Кажется, что только закрыл глаза, как тут же чувствую, что за плечо кто-то трясет. С трудом продираю глаза и вижу лицо охотницы над собой.
– Сейчас я лягу, а ты смотри не усни. Хоть я и сделала Защитный круг, однако смотри во все глаза и слушай во все уши, – улыбается она и отходит к своей лежанке. – Не забудь дровишек подкинуть в костер, а то замерзну и на тебе отогреваться буду. И лучше тебе не знать как именно.
Я пару раз вздыхаю и выдыхаю, рука манит прилечь на неё, но долг пересиливает, и с легким стоном присаживаюсь возле костра. Тот потрескивает и без устали пожирает предложенную пищу. Соловьиное пение прекращается, и весь фон составляет треск костра, пополам с шумом в верхушках деревьев.
Надсадно звенят надоедливые комары, но дымок костра держит их на расстоянии. Не пускает в Защитный круг. Как оборотней. По широкой ленте неба, что светлеет с двух сторон, медленно катится чахоточно-бледная луна, слегка запинается за рассыпанные звезды и спешит скорее покинуть небосклон, чтобы не встречаться со своим извечным соперником – солнцем.
Я подкидываю дрова в костерок, смотрю на пробуждение утра, слушаю посвисты ранних птах. Когда отхожу по малой нужде, то натыкаюсь на прозрачную стену. Именно такая выбросила меня из машины, в тот день, когда я приехал к Александру.
Где они с Вячеславом сейчас? Нормально доехали или разодрались из-за Людмилы?
Как и Александр, я удивился признанию Вячеслава. Такое самопожертвование ради великой цели встретишь не везде, и ведь выплеск эмоций произошел недавно, а до этого Вячеслав хранил и носил всё в себе. Меня передергивает, когда представляю себя на его месте. Цель действительно должна
