Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Так я оказался в положении человека, обладающего информацией ценой в миллион ват. Причем через три часа цена ее будет равняться стоимости листка бумаги, на котором написана записка.
Было жарко. Я вспотел. Я остановил машину в центре, на улице Банун. Вокруг кричали продавцы жареных орехов, тростникового сока, жевательной резинки, мороженого, с противней тянуло подгорелым кунжутным маслом, по другую сторону тротуара под газовыми лампами разложили свое добро мелкие торговцы, предлагая носки, игрушки, зажигалки… Я купил бетеля, завернутого в зеленый, сочный лист, принялся жевать, чтобы освежить голову. Вокруг кишели люди, начинался последний сеанс в кино. У меня возникла дикая мысль: здесь, в толпе, перед плакатом с полуобнаженной Джейн Менсфилд закричать: «Безумцы! Вы веселитесь, а на окраинах Лигона выходят на исходные позиции танки, летчики прогревают моторы!» И люди бы засмеялись.
Я свернул в ближайший переулок и быстро пошел по узкой щели между четырехэтажными домами. Ноги не случайно привели меня именно сюда. Я уже начал действовать.
Я прошел всего пятьдесят шагов от широкой и шумной вечерней улицы, и уже ничто, кроме отдаленного гула и звона колокольчиков продавцов сока, не доносилось сюда. Казалось, что черные дома, кое-где прорезанные желтыми квадратами окон, смыкаются над головой. И с каждым шагом мои уши все более привыкали к полной звуками тишине этого переулка. Она складывалась из вздохов, ругани, шепота, кашля людей, от которых меня отделяли лишь кирпичные стены. Наверное, во мне умрет поэт. Мне иногда хочется передать в стихах, изящных и завершенных, всю красоту окружающего мира, даже если она таится за грязными фасадами домов. И тогда меня охватывает желание сделать добро этим неизвестным людям, сказать, чтобы они брали все, что у меня есть, ибо это приблизит меня к нирване.
Я остановился перед полуоткрытой черной дверью. Сбоку к стене было прикреплено несколько потрепанных временем и дождями вывесок. Мне не надо было зажигать огня, чтобы прочесть верхнюю: «Раджендра Тантунчок. Экспорт
– импорт».
Разумеется, неискушенный человек счел бы, случайно пройдя этим переулком, что табличка принадлежит мелкому жулику, которого и близко не подпускают к таможне. И он бы ошибся.
Дверь на третьем этаже ничем не отличалась от прочих дверей той лестницы. Она была также обшарпанна и грязна. Над ней висела лампочка без абажура.
Я бывал здесь раньше. Я толкнул дверь и вошел в маленькую прихожую, также освещенную одной лампочкой. Бережливость – отличительная черта уважаемого Тантунчока. Прихожая длиной в два ярда заканчивалась другой дверью. Наверное, внутренняя дверь стояла раньше в банковском сейфе. Я приблизился к глазку, чтобы меня могли рассмотреть, и позвонил три раза. Дверь медленно открылась. За дверью стоял невысокий малаец в саронге и белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Не говоря ни слова, он показал мне на стул, стоявший в холле. Не знаю, умеет ли этот малаец говорить по-лигонски. Я послушно сел. Малаец исчез, а через полминуты вернулся и жестом велел мне пройти внутрь.
Тантунчок ждал меня в небольшой гостиной с низкими плетеными креслами и журнальным столиком, на котором лежали четки и английский детективный роман. В углу стоял небольшой домашний алтарь, убранный белыми и красными ленточками и бумажными розами.
– Что привело тебя ко мне, уважаемый директор Матур, в такой поздний час?
– Я не обеспокоил тебя, уважаемый Тантунчок?
– Я отдыхал. Ты, наверное, слышал, что я знаток и ценитель детективов. Когда ты стар и немощен, остается мало удовольствий в жизни. Для меня удовольствие – развлекательное чтение.
– Я очень спешу, уважаемый Тантунчок, – сказал я. – И пришел побеспокоить тебя по срочному делу.
– Я всегда рад слушать твою мудрую речь.
– Как-то месяца два назад, мы разговаривали о спичечной фабрике в Танги, – сказал я.
– Забыл, совсем забыл, – улыбнулся Тантунчок. – Но если директор Матур помнит об этом, значит, так и было.
– Позволь вернуться к этому разговору.
– Хочешь стать спичечным королем? В нашей стране это не большая честь. Ведь у тебя есть одна спичечная фабрика?
– Это не моя фабрика, – поправил я Тантунчока. – Это национализированная фабрика, я лишь числюсь ее директором.
– И хочешь купить мою старую, не дающую дохода фабрику в Танги? Может быть, чтобы подарить ее государству?
– Не исключено, – сказал я спокойно. – Особенно после того, что случится сегодня ночью.
– Что? – Старик давно почувствовал неладное. Его черные, круглые мышиные глазки уперлись мне в лицо.
– Сегодня ночью падет правительство Джа Ролака.
– Давно пора, – сказал Тантунчок. Он старался понять, как это отразится на его делах. – И кто придет к власти?
– Твоя спичечная фабрика все равно не дает дохода, – продолжал я. В комнате не было плевательницы для бетеля, и это меня раздражало. – Если у власти будет левое правительство, начнется национализация. И ты лишишься фабрики. Может, безвозмездно.
– Ты уверен, что фабрика уцелеет в твоих руках?
– У меня нет такой уверенности, – улыбнулся я.
– Народный фронт разгромлен, – рассуждал вслух Тантунчок. – Вряд ли они могли бы… – И он помолчал, потом добавил: – А твой Урао никогда не стал бы национализировать фабрики…
Мышиные глазки Тантунчока метнулись ко мне, проверили, не отразилось ли что-нибудь на моем лице.
– А если никакого переворота и не будет?
– Разве бы я посмел солгать?
– Нет, – согласился со мной Тантунчок, – не посмел бы. Ты согласен заплатить цену, над которой смеялся месяц назад?
– Нет, – сказал я. – Цена в четыреста тысяч ват меня не устраивает. Но я готов заплатить сто тысяч.
– Шутник! – морщинки собрались вокруг глаз Тантунчока. – Фабрика застрахована в триста пятьдесят тысяч.
– Ну что ж, – искренне вздохнул я, – тогда подожги фабрику и получи страховку. Но сделать это надо срочно.
Тантунчок мог бы возмутиться, выставить меня за дверь, но он ничего подобного не сделал.
Фабрика в Танги стоила по крайней мере четыреста тысяч. И главное, так она была оценена в списках управления снабжения армии. Больше ни слова о фабрике. Лишь одно скажу: национализация не проводится в первый же день после смены власти. Это требует времени и организации.
– Я знаю, – сказал я, – что твои дела привлекут внимание нового правительства. Я предлагаю спасение. Большего не предложит никто. Теперь я, с твоего позволения, уйду. Но предупреждаю: через неделю я не дам за фабрику и пятидесяти тысяч.
Я поднялся. Тантунчок не останавливал меня. Я спросил:
– Ты не примешь решения?
– Уходи, – сказал Тантунчок; малаец стоял в дверях, словно опасался, что я не подчинюсь.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48