— Ну послушай. Все ведь хорошо. Ты вернулась к нам. А могла бы взорваться. Там, с ним! Разве это не радость, Мари? Так вышло. Но я счастлива, что все совпало, и ты не лежишь где-нибудь там, под обломками! Я бы этого не пережила! Не пережила бы, Мари! И мама. Ей совсем плохо с сердцем после того…
— А он… Если его спасут, то пусть вначале найдет тех, кто все это подстроил. Обеспечит безопасность. А потом вернешься! Если любит, он простит тебя, Мари! Если даже такое ради тебя простил! Потом вернешься обратно, и…
Что если он жив, то мне надо быть рядом? Надо! Держать его за руку. Чтобы, когда очнется, он увидел меня рядом с собой?
Сердце обливает кровью, как представлю, что он, быть может, там… Там… Жив… И как зовет меня. Может быть, беззвучно. А может, только в голове, потому что не может пошевелить губами…
Но ей не понять. Никому не понять!
Рвусь к окну. Буквально прилипаю лицом, всей кожей.
Их много. Много машин скорой помощи. А, значит, все-таки есть, кого спасать!
2 Глава 2
— Где мы?
Поворачиваюсь к ней удивленно, когда машина останавливается у того странного дома.
Странный черный замок. Сколько себя помню, он всегда был заброшен.
Мы в детстве даже бегали сюда посмотреть на привидений. Говорили, что это место просто заполнено ими, потому здесь никто и не живет. Даже однажды перелезли с Алексой за ограду. И в окно. Но отец нас очень быстро нашел и вытащил оттуда за косы.
— Зачем мы здесь?
— А ты думаешь, мы бы справились со всем этим без помощи? Нет, Мари. Нам помогли. Очень влиятельные люди. И тебя спасти, вытащить из его лап, хотя теперь я понимаю, что напрасно, а те лапы были тебе только в радость. И на плаву хоть как-то это время продержаться. Иначе умерли бы просто от голода.
— Кто?
Ничего не понимаю.
— Она сама нас нашла и предложила помощь. Иначе бы мы просто сдохли. И сейчас помогает. Этот весь побег, ты думаешь мы одни бы справились? Поэтому не будь, пожалуйста, такой неблагодарной, как со мной.
— Я? Я неблагодарна? Алекса! Ты вообще себя слышишь?
— Слышу, Мари. И даже больше. Я совсем тебя не узнаю! Тебе жизнь спасли, мы только о том, как ты там и думали все это время! А тебе, кажется, вообще на всех нас наплевать! Ты даже не спросила ни о чем!
— Вас ждут, — холодно перебивает водитель.
И я сама распахиваю дверцу машины, спеша уйти от той, кого прежде считала самым родным человеком.
Или я не права?
— За мной, пожалуйста, — высокий амбал встречает нас у ограды. Долго проводит каким-то металлическим прибором вокруг моего тела. Даже волосы, и те проверяет. Даже смешно.
— Только она, — тут же преграждает дорогу вылетевшей следом и задыхающейся от обиды Алексе. — Так приказано.
Зачем я иду сюда? Зачем делаю шаги в этот дом?
Здесь совершенно чужие люди, и я не понимаю, с чего они решили вдруг нам помочь! Сами нашли, а, значит, даже не были с отцом знакомы!
А вдруг это враги Бадрида? И я сейчас сама отправляюсь в их логово?
Ну нет, — заставляю себя успокоиться. Это уже паника. Не могли же мои родители, в самом деле связаться с врагами Багировых! Или могли? Но зачем тогда спасать меня?
— Слишком много людей вызовут подозрения. Да и хозяйка привыкла к уединению.
Охрана отпихивает все еще возмущающуюся Алексу, а я, будто под гипнозом, иду в дом за тем, кто меня ведет.
Ничего.
Если это враги, то, быть может, я смогу что-то понять и помочь Бадриду! Если только… если только он останется жив!
А под ложечкой колет холодом странное чувство, что лучше идти самой, потому что обратно меня уже никто не отпустит.
Но смогу ли я выйти, переступив порог?
Или это все глупости, навеянные зловещими легендами про этот заброшенный дом?
Дом и правда будто остался в прошлом веке. Или даже в позапрошлом.
Старинная мебель и отделка. А из освещения только свечи в канделябрах на столе и роскошный, во всю стену, камин с причудливым узором.
— Ну, здравствуй, Мари, — не сразу ее замечаю в полутьме.
Ко мне оборачивается женщина ровно под стать этому месту.
Намного старше, но у таких возраста нет.
Скорее, это видно по взгляду и по манере держаться.
Платье, вроде бы и современное, но в нем она выглядит так, будто сошла с картинки книги о королевских странных приемах.
Высокая прическа с капельками бриллиантов в волосах, что играют и переливаются вспышками у огня камина.
— Мне было интересно узнать, какая ты, — в ее руке играет гранями хрустальный бокал с темно-красным вином. — Выпьешь? А я смотрю, вкусы Багировых не меняются.
— Благодарю, — качаю головой, отказываясь от предложенного напитка. — Я хотела бы знать. Почему вы решили нам помочь? И помощь ли это или на самом деле я не могу уйти из этого дома?
— Да… Не меняются…
Кивает сама себе, отпивая из бокала.
— Я была такой же. Тихой с виду, потому что при Багировых меньше всего можно показывать строптивость и характер. И ураган внутри.
— Я хотела бы услышать ответ.
— Что ж, Мари. Ты в своем праве. Хотя я ожидала несколько другого. Скажем, благодарности за спасение твоей жизни? И не только, кажется, твоей. Или ты так мало ее ценишь?
Мне не нравится.
Все, что происходит в последние часы мне не нравится так, что ледяные мурашки под кожей.
И не нравится эта женщина, хоть и кажется, что не несет в себе опасности или угрозы.
Но то, как преградили путь Алексе и Лоре, практически вышвырнув их при попытке войти сюда, наводит на очень несветлые мысли. А в бескорыстную помощь я уже, кажется, перестаю верить.
— Присядь, — кивком указывает мне на глубокое мягкое кресло.
И я опускаюсь туда, потому что ноги уже почти не держат.
— Да. Ты имеешь право знать. И мне нравится, что ты задаешь правильные вопросы.
— Меня зовут Наина Рубанская. Как понимаешь, когда-то я носила совсем другое имя. И я прекрасно знаю, что такое быть наложницей Багирова. Вначале это страсть. Сумасшествие. Чувство, что тебя сносит, как штормом в сумасшедших чувствах. И ты ощущаешь себя единственной. Королевой. Нет. Даже выше. Тебя носят на руках. Ласкают с такой дикостью и страстью, что вышибает дух вместе с мозгами. И ты ни о чем не думаешь. Ты забываешь собственное имя. А после ревность. Дикое чувство собственности. И вот ты уже в тюрьме, а не во дворце, хоть твоя тюрьма и отделана золотом. Уже не в объятиях. В самых настоящих цепях. Без права голоса. Без права заговорить с кем-то или на кого-то посмотреть. А после… После жестокость. Он идет по трупам к своей власти. Он не считается ни с кем. Даже с тобой. Обрушивает на тебя свой дикий голод, свою жажду, но так же жестоко и ломает. И не всегда только морально, Мари. Быть может, когда-нибудь я покажу тебе свои шрамы. Они остались от плетей. Потому что любое слово вразрез с его словом или желанием, это преступление в глазах Багирова. Преступление, которое должно быть наказуемо.
