шефа.
— Здравствуй, Максим, — несмотря на то, что он тоже был потомственным немцем, как и сам Дитер, от классического акцента он практически избавился. Похвастаться чистотой речи, как сам ростовщик, он не мог, но говорил более чем сносно. — Шеф сейчас принять не может. Немного приболел.
— Дитер болен? — едва не фыркнул я, настолько несерьезно звучала эта фраза. Существовал ли такой персонаж в этом мире, как и эпоха диско — я не знал. Не до того было.
— Не то чтобы болен, — тут же поправился Карл. — Нездоровится ему, скажем так.
— Давай без загадок, — я оперся на трость. — Видишь ли, если ему нехорошо так же, как и мне, то нам точно нужно с ним поговорить. Срок подходит. Я же по делам.
— По делам, хм... — Карл задумался. Несмотря на массивный и грозный вид тупым он не казался, да и не был. Иначе бы ростовщик его не держал при себе. Парню не хватало такта и терпения, чтобы разумно выбивать долги для начальства, но для всего остального он годился. — Хорошо, я провожу.
— Звучит так, точно на него напали.
— Именно, — недовольно буркнул Карл. — Он сам расскажет, если захочет, у меня не спрашивай. Не велено распространяться.
— По крайней мере, он может говорить?
— Да-да, — кивнул здоровяк и сперва постучал, а потом открыл дверь в кабинет Дитера. — Заходи.
Глава 2. Не было печали
— Фройнде! — прохрипел Дитер, поднимая на меня глаза. — Давно тебя не видел. И... — взгляд его упал на мою трость, — кажется, не мне одному «повезло». Можешь идти вниз, Карл, спасибо.
Здоровяк кивнул и захлопнул за собой дверь. Дитер выглядел вполне обычно. Его выдавал лишь голос, точно простуженный.
— Карл сказал, что с тобой что-то случилось, — я опустился на стул напротив, приставил к нему трость, сложил руки на коленях. В кабинете было на удивление прохладно, так что снимать пальто желания не возникло.
— Угу, — ростовщик снова погрузился в бумаги. — Большая неприятность случилась, и я чрезвычайно рад, что ты пришел.
— Не очень заметно, — я наклонился, чтобы рассмотреть его лицо: — радости не видно.
— Скажи мне, Максим, — Дитер с усилием выпрямился и часто, но мелко задышал, — тебе доводилось когда-нибудь сталкиваться со взрывчаткой?
— Я думаю, что мне очень повезло не сталкиваться с ней вообще, иначе бы я сейчас не сидел перед тобой.
— Оно и видно, — он приложил ладонь к ребрам, — бестолково это. Легкая контузия, сказали мне врачи. Только вот дышать нормально до сих пор не могу, — он бросил на стол ручку и выдохнул: — Прости мою бестактность. Я правда рад тебя видеть, мой друг, но мое состояние меня раздражает. С чем пожаловал?
— Срок подходит, — напомнил я.
— Знаю, в банк пора. А ты что, уже все потратил?? — вдруг осенило его.
— Не все, но мне так кажется, что мои ресурсы стали таять неоправданно быстро.
— Настолько быстро? — недоверчиво уставился на меня немец. — Не может быть.
— Жизнь меняется.
— О, так ты нашел ее! Я же читал газеты, но там... — он на секунду замолк, — это же ты на той фотографии в театре, верно?
— Верно, — улыбнулся я. — В этом у меня все-таки успех. Но, пожалуйста, не говори никому. Ситуация сейчас слишком сложная для того, чтобы демонстрировать меня миру.
— Все-таки не все ладно?
— Как видишь, — я указал на трость. — Теперь я временно как ты.
— Не надо, как я, — замотал головой ростовщик. — Шутишь? Я такого врагу не пожелаю. Но я вижу, что у тебя все еще какие-то тайны и секреты. Значит, Третье отделение тебя скрутило окончательно?
— Вот как раз с ним у меня и есть очень сложная ситуация, Дитер. Кто-то из него мне помогает. Другие — мешают. Я до сих пор не знаю, кому можно верить. А Трубецкого так и вовсе искать надо, но только вот мое состояние не позволяет.
— Ты пришел за помощью?
— Нет, ты и так много для меня сделал, а я достаточно с тобой расплатился, чтобы я мог прийти и проведать тебя, как друга.
— Алан за решеткой, — как бы между делом заметил ростовщик.
— Знаю. Его освобождение тоже стоит в списке моих ближайших свершений.
— Ого! — немец присвистнул. — Ты сильно изменился за те несколько недель, что я тебя здесь не видел. Может быть, тебя и вовсе подменили?
— Тише, тише, господин ростовщик, — рассмеялся я. — Все же я прекрасно помню, как Карлу накостылял какой-то портовый грузчик или морячок.
— Похоже, что с памятью у тебя все в порядке. А с ногой?
— Поскользнулся, упал. Очнулся — гипс! — процитировал я и тут же объяснился: — Нашелся один типус, который решил, что надо меня сперва покалечить, а потом убить.
— Но ты ему показал, где раки зимуют?
— Нет, это сделал брат императора с его личной охраной.
— От тебя любая новость — как песня, — повеселел ростовщик. — То Третье, то императорская фамилия прозвучит.
— Как Элен? — прервал его я.
— Лечится, — коротко ответил Дитер. — Уже скоро все. Курс закончится дней через пять, и ее выпишут.
— Планирует скучать по сигаретам?
— Надеюсь, что да. Но, мне кажется, я это вряд ли узнаю — не так уж она и заинтересована в моей персоне, как оказалось.
— Все наладится, вот увидишь, — утешил я его. — Но ты так и не рассказал о том, что произошло с тобой. Контузия от чего?
— А ты разве не читаешь газет?
— Нет, я не привык к этому и до сих пор никак не привыкну. Больше как-то по книгам.
— Тоже полезно, между прочим, особенно, если читать правильные газеты. Мне пришлось расстаться, и очень быстро, с новеньким «беором». В смысле, автомобилем, — объяснил он мне. — Хороший, мощный. В меру быстрый.
— Разбил? — не утерпел я.
— Если бы! Я же говорю тебе — у меня контузия. Это значит, что ее взорвали.
— Добро пожаловать в клуб, — кивнул я. — Мне хотя бы повезло
