общались с покойным? – задал следующий вопрос Куряев.
– Сложно сказать. Пожалуй, близко, – после секундного раздумья ответил старик, – настолько насколько позволяла наша разница в возрасте. Володька, он тоже один жил, ни семьи, ни друзей. Однажды помню, в прошлом году это было, звонок в дверь. Смотрю в глазок, а там он стоит. В одной руке початая бутылка водки, в другой пакет прозрачный с едой какой-то. Гляжу я, морда красная у него, глаза кровью налились, видать бутылка-то не первая, но на ногах ровно стоит. Открыл. «Отец», говорит мне, «сегодня день Пограничника, праздник мой профессиональный. Составишь мне компанию?». Это я потом узнал, что никакой он не пограничник, а только в армии срочную службу в погранвойсках проходил, но тогда попросту ответил, что я уже двадцать лет как не пью. Он начал настаивать, посиди, говорит, со мной просто, колбасы вот поешь с хлебом. И тут ни с того не с сего как брызнули слезы у него из глаз. «Никого найти не смог…», шепчет, голова совсем на плечи свесилась. Ну я его и пустил. Разговорились. С тез пор стал он иногда в гости заходить, да и я у него бывал пару раз. Все он о взводе своем рассказывал. Сейчас, минутку.
Сычовски поднялся со стула напротив гостя. Майор не возражал. Он погрузился в свои собственные мысли и воспоминания. Что же он делал на прошлый день Пограничника? Кажется, Горшенко звонил ему. Кажется, он не пожелал тогда ответить на звонок.
Старик тем временем принялся копаться в шкафчике, стоявшем в противоположном конце комнаты и спустя несколько мгновений, удовлетворенно крякнув поднялся, сжав в руке какой-то листок. Он положил его на стол перед майором, но тот все еще занятый своими мыслями не сразу взглянул на покоившуюся перед ним фотографию.
– Я вам так скажу, – продолжил Сычовски, не обращая внимания на явную рассеянность своего собеседника, – Сослуживцы его – та еще банда отребья была. И в преддверии того дня, когда он сидел передо мной на том же самом месте, где сейчас сидите вы и не пьете отличный кофе, – старик сделал многозначительную паузу, а майор, опомнившись, виновато взял в руки чашку и сделал большой глоток. Напиток действительно оказался превосходным, с едва ощутимой горчинкой и приятным привкусом хорошо обжаренных зерен. Он взбодрил полицейского и окончательно вернул того в настоящий момент, – Так вот, сидел и рассказывал, как попытался собрать всех товарищей и не смог найти ни одного. – Куряев взглянул на фото и по его спине пробежал неприятный холодок, – Ни одного в живых. – закончил Сычовски.
Майор сглотнул и еще раз приложился к чашке. С фотографии на него смотрели молодые лица солдат погранвойск, среди которых был и убитый в соседней квартире рядовой Горшенко.
– За время работы со студентами у меня развилась прекрасная память на лица, имена и как не удивительно, чужие истории. Сначала Володька указал на этого парня, – палец старика постучал над солдатом, стоящим в конце третьего ряда справа. – Этот спился. Вот эти двое, – продолжал Сычовски, также отмечая прикосновением нужных людей на фото, – решили пойти в бизнес, а вскоре были найдены расстрелянными в своем автомобиле. Этот выбросился из окна, а вот этот из окна выпал случайно. По пьяни. Я ведь говорил, не взвод, а толпа неудачников и бандитов. Парень правее, вколол себе смертельную дозу, а тот что в ряду пониже – утонул. Вот эти трое пропали без вести, солдатик между ними – повесился…
– Хватит, – прервал его Куряев, но старик как будто не услышал.
– Видите парня, третий слева от Горшенко? Интересно, что о нем Володька рассказывал особенно неохотно. Как будто вину свою чувствовал, хотя с чего бы? – Сычовски пожал плечами, как бы отвечая незнанием на свой собственный вопрос, – говорил, что с этим парнем какая-то история еще тогда в части приключилась. Невезучий он был, слабый и навлек проклятье на весь их отряд. Так по крайней мере Володька для себя решил. Придумал же. А теперь вот его и самого не стало, так глядишь и я начну верить во всякую чепуху на старости лет.
– Вам известно как был убит Горшенко? – спросил майор тоном выше, чем требовалось, но ему нестерпимо хотелось прервать словесный поток, не относящийся непосредственно к делу, к тому же про взвод, в котором служил Горшенко ему слышать совершенно ничего не хотелось.
– Слышал, – тихо ответил Сычовски, – соседи, которых понятыми пригласили потом рассказывали.
– И?
– Его вроде как копьем к стене пригвоздили, – в голосе старика было больше вопросительных интонаций, чем утвердительных.
– Необычное орудие убийства, не находите?
– Еще бы, – кивнул тот в ответ.
– У вас есть предположения откуда у покойного могло взяться копье? Вы ведь сами сказали, что время от времени бывали у него в квартире.
– Мне не нужно строить догадок, майор, об этом мне известно наверняка. Это копье подарил ему я сам.
Брови полицейского поползли наверх.
– Образчик оружия зулусов. Захватил его с собой из Африки, когда возвращался из очередной научной экспедиции. Володька на него постоянно глазел, как бывал у меня. Вон там оно висело, – Сычовски указал за дверной косяк возле входа в спальню. Там виднелись два старых отверстия из-под креплений. – Подарил его Володьке на прошлый новый год, необычный подарок, не правда ли?
– Да уж.
– Кто же мог подумать, что так оно обернется, – снова понизил голос Сычовски.
Куряев допил свой кофе.
– Видели, чтобы к жертве кто-то заходил?
– Я, знаете ли, не из тех стариков, что проводят дни напролет выслеживая всех посетителей своего подъезда. Так что, без понятия. – ответил он раздраженным тоном и развел руками.
– Когда вы в последний раз видели покойного?
– За день до трагедии, – слух майора резануло это слово, голос соседа вовсе не был пропитан трагизмом, да и сам он не был похож на горюющего товарища жертвы. – Володька меня как раз в гости зазывал в день убийства, да на следующее утро я занемог. Спина болела нестерпимо, на погоду наверно. В тот день гроза прошла.
На рубашку майора что-то капнуло. Он с удивлением уставился на красную кляксу, медленно растекающуюся по ткани.
– Голубчик, да у вас проблемы с давлением, что же вы не сказали, когда я кофе предлагал? – начал корить его старик и протянул чистый хлопковый платок. – Неправильный образ жизни вы ведете, раз в таком возрасте уже здоровье не в порядке. Это все потому что у вас, молодых, цели нет явной. Я свою тоже увидел только после шестидесяти, понял, что должен быть в лучшей форме и во что бы
