— Смотри, вон ступенька совсем целая. Ставь ногу, я тебя поддержу.
У Альки были крепкие надёжные руки, и это почему-то было приятно. Цепляясь за сохранившиеся обломки ступенек, Поля кое-как вскарабкалась наверх. Потом Алька приподнял её…
— Упаду! — крикнула Поля и рухнула коленками на чердачный пол.
Её окружило облако пыли. Свет тускло просачивался через полукруглое оконце.
Скоро рядом очутился Алька, отряхивая джинсы.
— Я здесь никогда не была, — оглядываясь, сказала Поля.
Все углы были забиты старой рухлядью, каким-то забытым хламом. Золотом отсвечивал медный самовар без ручек и крышки. Рядом — позеленевший от старости таз.
Поля уселась в продавленное кресло. От бархатной обивки остались только выцветшие лохмотья.
— Когда-то это было красное дерево, — сказал Алька.
— Оно и сейчас красное. — Поля провела по деревяшке рукой, набрала целую ладошку пыли.
— Ого, какой сундук! Старина-матушка! — воскликнул Алька. — Целый дом.
И правда, посреди чердака стоял здоровенный сундук. На крышке резьба, какие-то узоры, лак облез.
— Смотри, вроде не заперт! — Алька поднапрягся и откинул тяжёлую крышку. Ударил по сундуку ногой. Поднялось серое облако пыли, смутно рисуя в тусклом свете странную фигуру. Туманная голова, как будто в короне, длинные одежды. Но вдруг из окошка брызнул свет, всё смешалось, пыль осела. Поля и Алька с разных сторон наклонились над сундуком.
— Старые тряпки, — разочарованно протянул Алька.
— Не старые вовсе, а старинные, — обиделась Поля и чихнула.
Она вынула из сундука вышитый у ворота шёлком пёстрый сарафан. Но ткань прямо-таки расползалась под пальцами. Повесила его на ручку кресла.
А это что? Поля осторожно достала из сундука подвенечную фату. Совсем прозрачная, как белая дымка. И веночек из цветов, а листья из атласа. Поля потёрла один листик пальцами, и он блеснул живой зеленью.
— Красота! Смотри, и платье белое из шёлка, только вот рукав еле держится.
И вдруг, повинуясь какому-то неосознанному чувству, Поля быстро надела на себя белое платье. Оправила его, одёрнула, словно охорашиваясь перед призрачным зеркалом.
— Так, шутка… — прошептала она. Хотела рассмеяться, но не смогла.
Платье было ей велико, но она стянула его на талии серебряным поясом. И, преодолевая внезапную дрожь в руках, надела на голову фату. Поправила венок. Спустила край прозрачной фаты, чтобы прикрыть держащийся на одной нитке рукав, выпрямилась и посмотрела на Альку.
При свете погасшего, залитого долгими дождями окна её лицо вдруг показалось Альке каким-то незнакомым, взрослыми и очень бледным, почти прозрачным. Из-под длинных ресниц таинственно блеснули глубокой синевой глаза.
— Поль, это… ты? — оторопело прошептал Алька.
Она не улыбнулась, эта бледная невеста, глядя странным устремленным куда-то в пустоту взглядом.
«Что это? Будто и не она вовсе. — Алька потрясённо глядел на неё. — Да она красавица просто. Как я раньше не видел, не соображал?..»
Вдруг Поля пошатнулась, протянула руки, словно хотела за что-то ухватиться.
Алька поспешно шагнул к ней, чтобы поддержать, обхватил её за плечи, прижал к себе… Он сам не знал, как это получилось, но вдруг он поцеловал её прямо в губы. Она не оттолкнула его. Её тёплые мягкие губы отдавали сладкой нежностью, медовым соком.
Внезапно невнятный, полный тоски и злобы стон пронёсся по всему чердаку и стих.
Поля испуганно вздрогнула, и тогда Алька ещё крепче прижал её к себе, чувствуя под руками её тонкое хрупкое тело.
Она покорно запрокинула голову, закрыла глаза, и Алька снова поцеловал её.
Он хотел сейчас только одного: чтобы это длилось долго, может быть, всегда.
В это время пучок косых лучей, найдя в разбитом окне случайную щель, брызнул на чердак.
Поля упёрлась Альке руками в грудь и оттолкнула его. Фата соскользнула с её головы. Но когда она посмотрела на него, взгляд её был какой-то другой, глубокий, и ещё в нём была тайна, тайна, которая теперь соединила их.
— Дурак, какой же ты дурак… — прошептала она и с трудом перевела дыхание. Но видно было, что она ничуть не сердится, и взрослая лукавая улыбка мелькнула у неё на губах.
Она аккуратно сняла фату, чтобы не помять бледные цветы. Через голову стянула прозрачное платье. Всё сложила на кресле. Потом тихо, словно про себя, посмеиваясь, иногда косо из-под длинных ресниц поглядывая на Альку, принялась вытаскивать из сундука ещё какие-то старинные платья. Кружева рвались и таяли под её пальцами. Алька помогал ей. А дна сундука всё ещё было не видно.
— А это что? — Поля перегнулась через край, так что кеды оторвались от пола.
Из-под полусгнившего шёлка виднелся утл старинной книги. А рядом… Ай! Чёрная рука. Да нет, это тонкая кружевная перчатка.
Алька придержал крышку, и Поля с ногами залезла в сундук.
— Алька, я что нашла! Книга какая! Лезь сюда, ко мне.
Ну и сундук! Да в нём жить можно. Ребята присели на корточки. Колени их почти соприкасались.
«А что, если я её снова поцелую?» — подумал Алька, но не решился.
Поля перебирала цветные лоскутки, букетики шёлковых фиалок. Отыскалась одна серьга с кроваво-красным камешком.
— Подвинься немного, я книгу хочу посмотреть! — сказал Алька. — Ей сто лет, наверно, а то и больше.
— Подожди! Здесь ещё свеча! — Поля достала обёрнутую в золотистый шёлк большую восковую свечу. Свечу обвивала тонкая лента.
— Похоже, не простая эта свеча, венчальная, — почему-то шёпотом сказала Поля. — Пусти, я тоже хочу книгу посмотреть.
Поля подтянула к себе книгу. А тяжеленная какая, не поднимешь! Переплёт из старой коричневой кожи, весь потрескался, да ещё две медные застежки.
Поля отстегнула застежки, открыла книгу. Бумага пожелтела, буквы старинные, но прочесть можно.
— Постой, — сказала Поля, — здесь какой-то стишок, или…
И Поля прочла:
Возле правого плеча
Пусть засветится свеча!
Буря, ветер и ненастье,
Нет у вас над нею власти!
Только кто свечу зажёг,
Тот погасит огонёк!
В тот же миг фитилёк свечи, которую Поля по-прежнему держала в правой руке, вдруг загорелся высоким чистым пламенем.
— Смотри, сама зажглась! Сама! Даже без спички, — ахнула Поля. — Обалдеть можно! Скажешь, нет?
— Наверно, какая-то искорка. Так просто свеча не зажжётся. — Алька склонился над книгой. — Туг вообще чепуха написана: Только кто свечу зажжёт,
