Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
ступи, наст скрипит под ногами, будто нагими некрашеными половицами.
Начало марта. Начало весны.
Боб Лесли
В 1974 году в Нью-Йорке вышла книга Роберта Франклина Лесли «Медведи и я»3, но в переводе на русский язык она была прочитана мной только через тринадцать лет4. Позади был собственный опыт общения и дружбы с медведем5, а посему семена сострадания к нашим меньшим старшим (!) братьям попали на давно подготовленную почву.
Мной было пролито немало слёз над этой книгой о медведях. Зачитанная до вопиющей ветхости и неумело склеенная, она стояла на самом видном месте, окружённая аккуратными томами справочников и энциклопедий. При одном лишь взгляде в сторону книги, глаза наполнялись влагой, а сердце – неподдельной, ощутимой, нешуточной болью из-за невозможности восстановить справедливость, повернуть вспять время и желания обрести, наконец, человечеству полную меру сочувствия, утерянного по дороге к своему трону призрачного всемогущества.
Годы спустя, разговорившись с одним из близких друзей о книгах, я поведал ему о своей симпатии к автору книги, Роберту Лесли.
– К Бобу?! – Воскликнул мой друг.
– Почему к Бобу? – Удивился я. – Его зовут Роберт. Роберт Франклин Лесли.
– Да, я понял! Так его зовут близкие. Только книга вышла не в семьдесят четвёртом, а в шестьдесят восьмом.
– Не может быть, чтобы я ошибся, я столько раз плакал над нею, что знаю почти наизусть!
– Вот, гляди сюда! – Сказал друг, снимая с полки книгу. – Боб сам дал мне её. Видишь, что тут написано?! «E.P. Dutton & CO., New York 1968» Первое издание!
– Да.... действительно… У меня не такая. Поменьше, что ли…
– О… если бы мы встретились с тобой немного раньше, я бы познакомил вас. Боб был отличным парнем, вы бы обязательно стали друзьями, но увы, его уже нет в живых.
– Расскажи мне о нём… – Попросил я, и после того, как друг поведал мне о Роберте, могу сказать совершенно определённо, что Боб, мой обожаемый Роберт Лесли был и вправду замечательным человеком.
Слушая рассказ друга, я живо представлял себе, как Боб принимает нас у себя, в просторном для них с женой домике под коричневой крышей и маленьким задним двором, заросшим сорняками и деревьями, зажатый между двумя соседними домами на улице с забавным названием «Цо».
Впуская нас, Боб хохотнул, не прислали ли нас соседи, дабы выяснить не мертвы ли они уже неделю. Преисполненный ласковой жалостью, он подтрунивает над Леа, подругой жизни, с которой они прожили уже, страшно сказать, больше пятидесяти лет. Запущенный дом и неухоженный до состояния НижнейСлобовии6 двор – это не самое страшное в жизни. Из-за болезни жены ему приходится справляться с хозяйством одному, и у него это выходит чертовски плохо.
– Зато я отъявленный кулинар! – Не унывает Боб. – Среди моих наиболее монументальных достижений – соус из кетчупа, лимонного сока и чеснока. Не вижу причин не смешивать их, чтобы сэкономить немного самого драгоценного продукта – времени. Мое печенье вполне можно продавать рыбакам в качестве грузила. Мой чили-кон-карне7 отправил четырех друзей-мексиканцев в больницу. Я ожидал, что после этого меня арестуют за оскорбление привилегированного меньшинства, но нет, к счастью, всё обошлось.
– Кстати, вы, ребята, удачно зашли! – Бодро заявляет Боб. – Мы с Леа на днях уезжаем в Европу, недели на три, не меньше. Жена хочет хотя бы ещё раз увидеть брата, а у меня планы посерьёзнее. Я определённо намереваюсь отправиться в Египет. Всю свою жизнь я хотел сыграть Лоуренса Аравийского и разъезжать на верблюде мимо пирамид. Теперь у меня будет шанс исполнить свою мечту. Может, даже подниму бокал за Сократа на ступенях Парфенона в Афинах… В общем – там будет видно! Правда? – Добавляет он, обращаясь к жене, а та отвечает ему доверчивой, детской улыбкой и согласно кивает в ответ.
– Я пытаюсь держать оборону, поскольку она не хочет идти в один из этих ужасных домов престарелых в Уринвилле: и я ее не виню. Когда мне хочется кричать, чтобы не быть грубым, я хватаюсь за пылесос и драю этот проклятый карпет, как палубу, но к моему ужасу наутро вся пыль оказывается на своих местах. – Шепчет Боб так, чтобы не слышала Леа и улыбается в её сторону.
Он не был способен сдать её в дом престарелых, как ненужную больше, сломанную вещь. Много лет тому назад Боб нянчился с медвежатами, как с малыми детьми, так мог ли он теперь поручить заботу о своей потерявшей память жене, любимой женщине кому-то чужому? Конечно, нет! Иначе… каким бы он был человеком?
…На моей книжной полке, рядом с потрёпанным зачитанным томиком «Медведи и я», стоит то самое первое издание 1968 года «The Bears and I».
– Держи. Тебе нужнее. – Сказал друг, вручая книгу на прощание. – Боб подарил мне последнюю. Она напиталась запахом его дома, его жизни, несчастий, свалившихся на их семью, покрылась пылью, с которой он так неумело сражался и одиночеством, уготованным ему напоследок.
Я хотел было тут же пролистать подарок, но друг остановил меня:
– Успеешь. Давай посмотрим друг на друга и помолчим. Кто знает, доведётся ли ещё увидеться когда.
Книгу я открыл уже дома. Между страницами был заложен листок с отпечатанным на машинке письмом Роберта Франклина Лесли, подписанным его рукой. Там было только три буквы, от его имени: «Боб», но столько в них было… всего.
Вестник Весны
Тёмная от воды синица едва дождалась первой проталины, которую уже к вечеру заштопают ветер и мороз. И теперь же она с совершенно счастливым видом хрустит, как карамелью, мелкими льдинками, выкусывая их из перьев, и улыбается так неопределённо и загадочно, словно бы вышла только что распаренная после баньки, а после окунулась в прорубь, дабы немного остыть.
Несмотря на мороз за окном и озябшие кисти ветвей, что находясь в нетерпеливом ожидании отстукивают некий ритм по столу небес, как поверх крышки рояля, на стекло взбирается златоглазка8 – тонкая, прозрачная почти, как юная балерина. Она могла бы не трудиться и пролететь это небольшое, в общем, расстояние, но, судя по тому как златоглазка двигается, каждый поворот и всякий шаг доставляют ей неизъяснимое удовольствие, в котором бывает так трудно отказать себе иногда.
Идёт нежная сия малышка неспешно, спинку держит прямо, умненькие золотистые глазки, в свете робких, ломких ещё соломин солнечных лучей, выказывают интерес и любопытство ко всему.
Чтобы понять наступление весны,
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
