и магазин, расположенный в помещении гостиницы «Метрополь» (но ему разрешалось покупать только книги по искусству). Таким образом, наш магазин имел статус монополиста в этой области и мог себе многое позволить.
Я навсегда запомнила день, когда впервые свернула с Тверского бульвара на улицу Качалова. Мне часто приходилось бывать у Никитских ворот, потому что там, прямо за зданием ТАСС жила моя тётушка, но почему-то никогда не заходила на улицу Качалова, хотя забегала в оба угловых магазина Чичкина, которые тогда ещё находились на своих законных местах друг напротив друга. Даже в магазин «Ткани» почему-то не было необходимости зайти, хотя бы из любопытства. А тут я вышла на абсолютно прямую, просторную, тихую и заснеженную улицу, освещенную ярким дневным январским солнцем. Я не помню, приехала ли я туда на чем-либо или пришла пешком, помню только это сверкающее снежное спокойствие. В те времена движение в Москве не было таким сумасшедшим, как в наши дни, однако, по сравнению с другими центральными улицами, эта улица казалась на редкость тихой и спокойной, словно равнина среди горных ущелий. Даже прохожих почти не было. Я не торопясь шла по этой сверкающей равнине и наслаждалась каждым шагом, проходя мимо довольно высоких сугробов, у обочины тротуара.
Кажется, в этот же день с утра я побывала в Буккниге, которая тогда ютилась в крохотном помещении со скошенными потолками на улице Кирова, в том же доме, где находился один из букинистических магазинов. Там я познакомилась с директором Буккниги Андреевым Нилом Ивановичем и увидела наших бухгалтеров. Зачем я туда заходила, я не помню, вероятно для того, чтобы взять направление на практику. Теснота и неудобство помещения произвела на меня какое-то гнетущее впечатление, но когда я вышла на улицу Качалова, её простор и покой просто окрылили меня. Я шла мимо красивого особняка Рябушинского, ставшего музеем М. Горького, мимо прекрасного особняка XVIII века, где помещался Комитет по печати РСФСР. Дом № 16 находился приблизительно посередине улицы. Это действительно генеральский дом. Его построили для всяких важных членов сталинского времени. К фасаду этого многоэтажного солидного дома примыкает одноэтажная пристройка, поделённая на две части: в одной из них, ближе к Никитским воротам находилась аптека, а во второй – наш магазин. Я подошла к двери, толкнула её и вошла в магазин. Я увидела просторное высокое помещение с четырьмя колоннами, все пронизанное светом низкого зимнего солнца. По периметру его стояли стеллажи с книгами, перед ними были прилавки с застекленными витринами. За прилавком я разглядела единственную продавщицу, перед ней стоял один-единственный покупатель, было очень тихо, и в этой неправдоподобной светлой тишине летала и жужжала какая-то совершенно ошалелая зимняя муха. Я подумала, что здесь, наверно, всегда так тихо и спокойно, и что это – просто благодать. Я не помню точно, кто именно был за прилавком, но эта девушка на мой вопрос, как мне найти директора, вызвала откуда-то из тогда мне неведомых глубин магазина заведующую отделом Галину Андреевну. Когда я впервые увидела высокую, худенькую женщину в темном гладком платье с белым воротничком, с уложенными волнистыми волосами, немножко нервным лицом и рабочими руками, я подумала про себя: «Какая аккуратная женщина». Галина Андреевна приняла у меня мои верительные грамоты, сказала: «Ну, что ж», – и отвела меня в технический отдел, где я познакомилась с Наташей К., восемнадцатилетней особой, которая тоже недавно поступила на работу в магазин, но все равно знала о нем намного больше меня. Галя и Наташа показали мне, где какие книги стоят – где словари, где учебники, где медицина, где греко-латинские книги. Конечно, я с первого раза все не запомнила, но немножко начала ориентироваться. Помню, покупателей после 12 часов стало побольше, и один из них обратился ко мне с вопросом, есть ли у нас маленький «Коллинз». Я беспомощно оглянулась, и Галя сказала, что у нас сейчас такого словаря нет. Когда же этот человек ушел, она нагнулась и вынула из под прилавка маленькую книжечку. «Вот что он спрашивал», – сказала она и отдала мне книжицу в руки. Сначала мне показалось, что переплет у книжечки кожаный, но она гнулась у меня в руках, потому что он был из какого-то современного гибкого материала, а странички в ней были из тонкой-тонкой бумаги, на которой слова были напечатаны мелкими-мелкими буквами. Я спросила: «А почему вы её не отдали?». «Потому что мы высылаем их по заказам». Это было немножко странно, но я не стала больше спрашивать. Часа два пролетели незаметно, и магазин закрылся на обед. Я удивилась, узрев, с какой быстротой девочки разогнали покупателей и рьяно разбежались, кто куда: кто-то побежал на кухню разогревать свои банки с едой, кто спешно оделся и побежал в кафетерий. А вот куда пошла я в свой первый день практики – просто не помню. Может быть, меня после обеда отпустили домой?
Зато на следующий день, когда я пришла в магазин, мне нашлась работа. В этот день я познакомилась с другой сотрудницей технического отдела – Инной Д., женщиной лет на 8–9 старше меня (у неё очень тяжелая судьба, но об этом я расскажу позже). Я видела, как она не может найти многих книг по медицине, которые у неё спрашивали покупатели, рывшиеся в небольшом ящике с библиографическими карточками. Она не могла найти этих книг потому, что они были уже проданы, а карточки из картотеки вынуть забыли. Получался конфуз и бессмыслица, поэтому я вызвалась сверить картотеку с наличными книгами, вынуть ненужные карточки и написать новые на те книги, которые там не были отмечены.
Если бы я знала, за какую адову работу взялась! Нет, нельзя сказать, что в картотеке не было порядка. Честно говоря, я и сама удивилась, обнаружив, что она во многом совпадает с наличностью. Но ещё больше меня удивило то, что я могла разобраться и с карточками, и с книгами – ведь они были на английском, французском и немецком языках. Каторга началась, когда я приступила к описанию тех книг, на которые карточки не были написаны. С английскими и французскими книгами я ещё кое-как справлялась, слова «tome» и «volume» кое-как я разобрать могла, но всякие разные «herausgegeben» и «Bände I und II» просто вгоняли меня в пот. Кроме того, длиннющие названия немецких медицинских книг наводили на меня дикую тоску. Мне пришлось разворотить все четыре полки, которые были заняты всей этой медициной, выложить часть книг на прилавок и описывать их, сидя или стоя за этим же прилавком. До конца рабочего
