власть достигли своего гротескного проявления в фигуре Бонифация VIII и были навеки похоронены проповедью Мартина Лютера. Характеризуя историографию, представители которой критиковали папацезаризм, необходимо учитывать, что эта критика детища григорианской реформы родилась не на пустом месте. Еще в начале XIV столетия современники папы Бонифация VIII нещадно бичевали непримиримого Римского архиерея, отвергая в его лице то теократическое учение, основы которого были заложены в XI в. Григорием VII и его единомышленниками. В частности, Данте Алигьери, поместивший Бонифация VIII в один из кругов Ада, вложил в уста апостола Петра такие слова:
Тот, кто, как вор, воссел на мой престол,
На мой престол, на мой престол, который
Пуст перед Сыном Божиим, возвел
На кладбище моем сплошные горы
Кровавой грязи; сверженный с высот,
Любуясь этим, утешает взоры…
Невеста божья не затем взросла
Моею кровью, кровью Лина, Клета,
Чтоб золото стяжалось без числа;
И только чтоб стяжать блаженство это,
Сикст, Пий, Каликст и праведный Урбан,
Стеня, пролили кровь в былые лета.
Не мы хотели, чтобы христиан
Преемник наш пристрастною рукою
Делил на правый и на левый стан;
Ни чтоб ключи, полученные мною,
Могли гербом на ратном стяге стать,
Который на крещеных поднят к бою;
Ни чтобы образ мой скреплял печать
Для льготных грамот, покупных и лживых,
Меня краснеть неволя и пылать! …[4]
В другом месте Данте, рассказывая о несчастной судьбе кондотьера Гвидо да Монтефельтро, называл папу Бонифация «первоначальником новых фарисеев»:
Первоначальник новых фарисеев,
Воюя в тех местах, где Латеран,
Не против сарацин иль иудеев,
Затем что в битву шел на христиан,
Не виноватых в том, что Акра взята,
Не торговавших в землях басурман…[5]
Гневные филиппики в адрес Бонифация VIII встречаются в «Божественной Комедии» неоднократно. Старший современник Данте францисканский поэт и юродивый Якопоне да Тоди был более откровенен. Для него папа, который довел до апогея теократическое учение – новый Люцифер, безжалостный и нечестивый.
О папа Бонифаций, – я ношу твой префаций
Проклятья и отлучения…
Благодатью прошу тебя о том, чтобы ты изрек мне: Отпущение!
И иные кары мне ослабил до тех пор, пока я мир не оставил…[6]
Новый Люцифер – на папском седалище,
Богохульный язык – им ты отравил мир…[7]
Несмотря на изменившиеся культурно-исторические и социально-политические условия, антипапская литература раннего Возрождения, написанная на народном языке – тосканском или умбрийском, – поразительным образом перекликается с антиреформаторскими памфлетами второй половины XI столетия, написанными на латыни и направленными против церковных преобразований Александра II и Григория VII. Некогда римских архиереев-реформаторов уже называли «новыми люциферами» те епископы, которые готовы были на все ради того, чтобы только услужить очередному «удерживающему» в его германском национальном воплощении – императору Священной Римской империи. Бенцо из Альбы писал во второй половине XI в.:
Рим, прежде глава мира, стал Вавилоном
Слушая короля, диктующего заветы закона,
Он пошлет против него двух демонов…[8]
Под двумя демонами Бенцо подразумевал Папу Александра II и архидиакона Гильдебрандта – будущего Григория VII.
Борьба между сторонниками теократии и ее противниками продолжалась на протяжении многих столетий после кончины Григория VII, Матильды Тосканской и Ансельма Луккского. Эта борьба нередко видоизменялась. В XII столетии она принимала характер политического противостояния между Александром III и Фридрихом Барбароссой за обладание Ломбардией, а в XIII–XIV вв. историческая инерция этой борьбы стимулировала вражду между гвельфами и гиббелинами, которая стала уже неотъемлемой частью повседневной жизни итальянского общества. Политическое поражение Папства в первой половине XVI в., поход на Рим армии Карла де Бурбона, sacco di Roma, учиненное войсками императора Карла V в мае 1527 г., крушение религиозно-политической мечты Карла после поражения во второй Шмалькальденской войне и Тридентский Собор ознаменовали собой завершение политического противостояния Римской Церкви и Священной Римской империи. Однако полемика между апологетами теократического учения и его критиками продолжалась в исторической публицистике Нового времени до тех пор, пока церковно-политическим претензиям Папства не был положен конец императором Наполеоном I. Именно Наполеон, воссоздавший независимое итальянское государство, коронованный Пием VII как император Франции, предопределил будущую судьбу папской теократии в Европе.
По мере того, как исторические исследования в XX в. постепенно освобождались от общественной миссии, возлагавшейся на них поколениями предыдущего столетия, по мере того, как историческая наука становилась в XX в. уделом избранных интеллектуалов, оттесненных «восстанием масс» на периферию общественной и политической жизни, остывал и широкий публичный интерес к истории борьбы Церкви и Империи в Средние века. Однако именно в первой половине XX столетия крупнейшие представители русской религиозной философии обратили внимание на драматические страницы истории Западной Церкви и попытались дать им оценку, опираясь на духовный опыт и традицию мысли Православной Восточной Церкви.
Как известно, борьба между Папством и Империей разразилась спустя всего несколько лет после Великой схизмы 1054 г. Это обстоятельство подогревало интерес исследователей к истории борьбы за инвеституру. Однако большинство отечественных историков XIX столетия воспринимало историю противостояния Папства и Империи сквозь призму отношения к ней крупнейших немецких медиевистов, в первую очередь Л. фон Ранке. Для таких ученых как Т. Н. Грановский, А. П. Лебедев, Ф. А. Курганов, В. В. Болотов это противостояние было лишь институционным конфликтом, подчеркивающим безмерность претензий средневекового Папства на политическую власть, и косвенно оправдывающим византийский протест против Папства, на который Константинопольский патриарх Михаил Керулларий оказался способен гораздо раньше, чем германские короли. Только в начале XX столетия, как будто предчувствуя грядущую катастрофу Российской монархии – монархии, которая, согласно своду законов Российской Империи, воспринималась в качестве верховной охранительницы православной кафолической веры, – выдающийся русский религиозный философ Е. Н. Трубецкой обратил свое пристальное внимание и попытался обратить внимание современников на генезис и историю борьбы между Папством и Империей в Средние века.
Главный вывод Е. Н. Трубецкого заключался в том, что способность Папства оказать вооруженное сопротивление авторитету императорской власти, освященной почитанием с Каролингских времен, зиждилась на богословском учении блаженного Августина о Граде Божьем. Именно это учение было в XI столетии воспринято как руководство к действию такими последователями идей блаж. Августина как Петр Дамиани и Гильдебрандт. Спустя два с лишним века то же учение было подвергнуто беспощадной критике и
