сталкиваться. Я же не удержусь и наговорю всякого, — пояснил в ответ на мелькнувший в ярко-зеленых глазах вопрос.
Виталина хихикнула и кивнула — поняла и одобряет.
Вернулись к «ТАССу…», и просидели над ним до возвращения родных. Вилка в процессе радостно попискивала — нравится! Проводили отказавшуюся от позднего ужина машинистку (диета, надо полагать), и мама поделилась новостями — послезавтра мы идем в цирк с бабой Таней и бабой Эммой.
* * *
По пути к школе я вспоминал субботники из будущего — они сохранились и в школе, и в университете, и даже попытались сохраниться на работе, но в процессе посещения первого из них выяснилось, что местный хитрый начальник проставил на себя ставку дворника, а мы, стало быть, делаем работу за него, и больше не субботники я не ходил — что характерно, с нулевыми штрафными санкциями.
Здесь и сейчас, однако, все совсем по-другому, и пусть дворников Советской стране хватает, немного им помочь хочется — для себя же убираем! Более того — целый Ленин бревно таскал, а я спрячусь за жалкую справку о двух не менее жалких пулевых ранениях? Ну уж нет!
Погода — замечательная, снег стаял, и на грязных газонах пробилась первая зеленая травка, радуя глаз не меньше набухающих на деревьях почек. Ожили и птицы, и всю дорогу нас с Таней сопровождал веселый щебет. Советский воробей от капиталистического отличается в первую очередь повышенным оптимизмом!
Истосковавшиеся по мне ребята напрочь сломали торжественную линейку, окружив меня одетой в «костюмы для полевых работ» стеной. Девочки в платочках выглядят супер мило! Пожимая руки и называя ребят по именам, объяснил, зачем я здесь, а потом пошел на используемое директрисой в качестве сцены крыльцо. Приняв из рук красующейся орденом Героя социалистического труда Варвары Ильиничны микрофон, первым делом поздравил с днем рождения всегда живущего в наших сердцах Владимира Ильича Ленина (тройное «ура!»), а потом грустно подтвердил:
— Да, ребята, со следующего года я буду учиться в другой школе. Я бы остался с вами — мне здесь правда очень нравится, но старшие товарищи решили, что там я для Родины буду полезнее. Но из Сокольников я переезжать не собираюсь, поэтому обязательно буду приходить к вам в гости!
— А политинформация? — спросила Катя, которая о своем переводе еще не знает.
— А политинформацию, Катюша, Сережа будет проводить на базе ДК, совместную, — успокоила ее и ребят (да, реально хотят политинформацию) директриса.
Получив микрофон снова, попросил почти бывших соучеников выделить мне кусок территории и НИ ЗА ЧТО мне с ним не помогать. Вроде договорились.
— Ой, а ко мне твой листок залез! Придется его убрать! — ловко сгреб листья с «моего» куска восьмиклассник Федя.
— Эта ветка почти целиком с моей стороны! — нагнулась за веточкой семиклассница Нина.
— А мешок подержать?
— Метла нужна?
— Да давай, че ты…
* * *
— Словом, нифига мне поработать не дали, — жаловался я Вилке по пути к старому кирпичному зданию «мануфактурного» типа, в котором КГБ организовала моему ВИА репетиционную базу, для конспирации.
За окном — благодать, после субботника-то. Увы, чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят, и через пару недель привычный мусорный покров восстановится. Немножко спасает малое окно возможности — кроме окурков и упаковочной бумаги особо и кидать-то нечего, а это все перегнивает, следовательно — не мусор, а эко-мусор!
— А лицо-то довольное! — проницательно заметила Виталина.
— Дети лишены корысти и страсти к чинопочитанию, — важно пояснил я. — А самое ценное — попади под пули любой другой школьник, они бы точно так же помогли бы и ему.
— А взрослые не помогли бы? — ехидно спросила она.
— Помогли бы, — признал я. — Показывай.
Виталина отпустила руль несущейся машины и демонстративно-медленно полезла в лежащую на заднем сиденье сумочку.
— Понял! Каюсь! — не выдержал я, и севшая на место девушка лихо вошла в поворот, разминувшись с отчаянно сигналящим нам ЗиЛом.
Тихонько матюгнувшись, полез в сумочку сам. Хе, шоколадка! Это такие у тебя диеты? Папка…
— На всякий случай — у меня было все под контролем, — самодовольно поведала Вилка.
— Даже не сомневаюсь, — отмахнулся я. — Но нервы пока несовершенны.
От набранного КГБ состава немножко выпал в осадок: во фронтмены мне даровали Стаса Намина. То-то голос знакомым показался. На ударных — Юрий Иванович Борзов, ударник и «крестный отец» группы «Машина времени», которая уже есть — вон, в папке написано. Семнадцать лет всего!
— В армию не заберут? — спросил я.
— Формально — заберут, — хмыкнула Вилка. — Сын командующего авиацией Военно-Морского флота СССР.
— Ха, напишем песню про самолётики, папка на правительственном концерте плакать будет! — гоготнул я.
На бас-гитаре у нас Александр Викторович Кутиков, тоже семнадцать лет — этот в «Машину времени» еще не попал и уже не попадет. А еще у него мама работает главбухом на фабрике мамы моей — тесен мир.
— Японец? — ткнул я пальцем в личное дело Сергея Сировича Кавагоэ.
Тоже из «Машины времени», но только сильно ранней — его туда Борзов привел. Сергею Сировичу в наши времена шестнадцать, у нас он будет работать клавишником.
— Сын военнопленных, — с ухмылкой указала пальчиком на нужную строчку.
— Если это намек, то он непонятен! — заявил я и перешел к следующему участнику ВИА. — Микоян?
— Сын Микояна, но не того, — пояснила Вилка. — Сын летчика-испытателя. Двоюродный брат Стаса.
— Молоды, нет? — не очень уверенно спросил я.
Виталина с ехидным смешком окинула меня взглядом.
— Считай, что мне выдали оболочку на вырост, — хохотнул я и открыл последний лист, с художественным руководителем. — Захерт Бронислава Вацлавна, одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения, — с маленькой черно-белой фотографии на меня смотрела остроносая худая бабушка. — Смотрит так, будто фотограф как минимум украл ее любимую вставную челюсть, — показал Вилке.
— О, уверяю тебя, у Брониславы Вацлавны просто идеальные для ее возраста зубы! — поежилась она.
— Имела честь быть знакомой? — захотел я подробностей о «художественном руководителе» нашего ансамбля.
— Зубы хорошо помню, — ощерилась Вилка. — Знаешь какое у нее любимое и единственное наказание? Ты только не пугайся, хорошо?
— Хорошо, — на всякий случай поежился я и сжал зубы.
Виталина наклонилась ко мне и на