Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Стэнтон с Брайантом знали друг друга не так уж давно, однако быстро успели сдружиться. Недавно, за Индепенденсом, штат Миссури, к партии, с которой шел Стэнтон, небольшому обозу из Иллинойса, состоявшему в основном из семейств Доннера с Ридом, примкнула еще одна, куда большая группа поселенцев под началом отставного военного Уильяма Рассела. Эдвин Брайант одним из первых участников партии Рассела подошел познакомиться и вообще потянулся к Стэнтону – вероятно, потому, что оба оказались холостяками, одиночками среди кучи семей.
А вот внешностью Эдвин Брайант отличался от Стэнтона во всем. Миловидностью рослого, от природы сильного Стэнтона окружающие восторгались всю жизнь, с самого детства. Насколько он мог судить, красота – и густые, волнистые темные волосы, и томный, проникновенный взгляд – досталась ему в наследство от матери.
– Глазищи твои – дар от дьявола, парень, чтобы легче было добрых людей на грех подбивать.
Еще одна из дедовых сентенций… Как-то раз дед хлестнул Стэнтона по лицу пряжкой поясного ремня – возможно, надеясь изгнать дьявола, которого видел в его глазах, однако не тут-то было. Все зубы Стэнтона остались целы, и нос вскоре зажил. И шрам на лбу сгладился, выровнялся. И дьявол, по всему судя, даже не думал бежать.
Годами этак десятью старше Стэнтона, Брайант много лет проработал газетчиком, а потому здорово уступал в выносливости и силе большинству поселенцев: фермеров, плотников, кузнецов – одним словом, людям, всю жизнь занимавшимся нелегким физическим трудом. Вдобавок он был слабоват зрением, отчего почти никогда не снимал очков, да и вообще, неизменно ершистый, взъерошенный, вечно казался слегка не от мира сего. Однако никто не мог отрицать, что малый он башковитый – пожалуй, самый толковый, сообразительный во всей партии. По собственным же словам, зеленым юнцом он несколько лет провел в подмастерьях у доктора, однако впрягаться в ярмо полевого врача на время перехода не пожелал.
– Вот, полюбуйся, – сказал Брайант, поддев сапогом пучок травы под ногами. В воздухе заклубилась пыль. – Заметил? Июнь на дворе, а трава для июня уже суховата.
Обоз их который уж день двигался по плоской равнине. Высокие степные травы и жесткий кустарник тянулись к самому горизонту. По обе стороны от тропы, вдалеке, волнами высились вереницы золотистых, кораллово-розовых песчаных холмов; некоторые – отвесные, островерхие – казались огромными пальцами, указующими прямо в небо. Присев на корточки, Стэнтон сорвал несколько стебельков травы. Короткие, от силы девяти-десяти дюймов в длину, травинки заметно побурели, поблекли.
– Похоже, сильная засуха тут недавно была, – сказал Стэнтон, поднявшись, отряхнув от пыли ладони и взглянув вдаль, к затянутому туманным пурпурным маревом горизонту.
Казалось, прерии нет и не будет конца.
– А ведь мы едва переступили границу равнины, – напомнил Брайант.
К чему он клонит, было яснее ясного: возможно, обозным волам и прочей живности не хватит травы для прокорма. Трава, вода, пища – три вещи, без которых обозу никак.
– Дела обстоят хуже, чем ожидалось, а путь предстоит еще долгий. Видишь тот горный хребет вдали? – продолжал Брайант. – Так это, Чарльз, только начало. За теми горами нас поджидают другие, и пустыни, и прерии, и реки куда глубже, шире любой из тех, через которые мы уже переправились. И все это – между нами и берегом Тихого океана.
Эти жалобные песни Стэнтон слышал не в первый раз. С тех пор как обоз двое суток назад набрел на охотничью заимку в окрестностях Аш-Холлоу, Брайант только об этом и твердил. Заброшенная хижина стала для поселенцев, идущих через равнину, чем-то вроде пограничной заставы: там оставляли письма, чтоб следующий путник, направляющийся на восток, прихватил их и довез до настоящего почтового отделения, а уж там письма обычным порядком отправятся дальше. Многие из этих писем оказались попросту свернутыми вчетверо клочками бумаги, оставленными под камнем в надежде, что весточка в конце концов доберется до адресатов – до тех, кто остался дома.
При виде всех этих писем у Стэнтона отчего-то сделалось спокойнее на душе. Они казались свидетельством свободолюбия поселенцев, стремящихся к новой, лучшей жизни, невзирая на риск. Однако Брайант не на шутку встревожился.
– Взгляни сколько их здесь. Многие дюжины, а может быть, целая сотня. А поселенцы, все это написавшие, там, на тропе, впереди нас. Мы этим летом тронулись в путь среди последних, а ты ведь понимаешь, что это значит? – толковал он Стэнтону. – Возможно, мы опоздали. С приходом зимы снег перекроет горные перевалы, а зимы там, на большой высоте, начинаются рано.
На сей раз Стэнтон ответил:
– Терпение, Эдвин. Мы Индепенденс едва-едва миновали…
– А на дворе уже середина июня. Слишком мы медленно движемся.
Перекинув через плечо полотенце, Стэнтон огляделся вокруг. Солнце уж несколько часов как взошло, однако обоз все еще не снялся с лагеря. Семейства поселенцев заканчивали завтрак у догоравших бивачных костров. Мамаши сплетничали, качая на руках малышей. Какой-то мальчишка резвился, играя с псом вместо того, чтоб пригнать родительских волов с выпаса.
После многих недель пути начинать новый день никто не спешил. Половина мужчин из обоза вообще торопились только в тех случаях, когда наступало время распить кувшинчик браги.
– Можно ли осуждать их в такое чудесное утро? – беспечно откликнулся Стэнтон.
Брайан помрачнел пуще прежнего.
– Да и в любом случае об этом не со мной, с Расселом говорить нужно, – почесав в затылке, напомнил Стэнтон.
Брайан, поморщившись, наклонился и поднял с земли кружку с кофе.
– С Расселом я уже толковал, и он совершенно согласен, да только дела от него не добьешься. Он же никому «нет» не может сказать! В начале недели – помнишь, наверное – отпустил тех типов на охоту за буйволами, и весь обоз двое суток сидел на месте, мясо коптил и вялил!
– Может, дальше по пути еще порадуемся этому мясу.
– Ручаюсь: буйволов нам еще попадется немало, а этих двух дней уже не вернешь ни за что.
Правоту Брайанта Стэнтон понимал, и спорить с ним совсем не хотел.
– Ладно. Сегодня вечером пойдем, потолкуем с Расселом вместе. Пусть видит: дело серьезное.
Но Брайант покачал головой.
– Надоело мне ждать. Я вот что сказать пришел: ухожу я. Оставляю этот обоз. Мы, несколько человек, решили ехать вперед верхом. Фургоны тащатся слишком медленно. Семейным, понятно, без фургонов никак. У них дети малые, старики, хворые, забот с ними полон рот. О пожитках тоже подумать надо. Нет, я на них зла не держу, но и заложником их не останусь.
Тут Стэнтон вспомнил о собственном фургоне и паре волов. Все это хозяйство съело деньги, вырученные после продажи лавки, почти без остатка.
– Понятно.
Глаза Брайанта заблестели под стеклами очков.
– Тот всадник, что нагнал нас вечером накануне, сказал: уашо все еще держатся южнее своих обычных пастбищных территорий, в двух неделях пути впереди. Останусь с обозом – рискую их упустить.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
