- Это, безусловно, приятно, ребенок, но эфебофилией я не страдаю, - в его голосе отчетливо слышны нотки удовольствия - внимание юных прелестниц ему льстит, как и любому мужику сорок с маленьким плюсом.
Хотя расхожее “седина в бороду” точно не про моего папочку. Седины в его темных, чуть рыжеватых, волосах нет и в зачатке.
- Какая эфебофилия, па-ап? - борюсь я за чистоту терминологии. - Мы уже давно не в том возрасте! Хоть ты и считаешь меня маленькой, к подростку меня отнести уже никак нельзя.
- Ну, если ты и в самом деле взрослая, то не будешь против, если я тебя кое с кем познакомлю?
- С женщиной?! - громко ахаю я, останавливаясь на ступеньках высокого крыльца.
- Не кричи, пожалуйста. Мне еще долго будут нужны оба уха, - папа смеется над моей реакцией, хотя наверняка ее предвидел.
- Папа, ты с кем-то встречаешься?
- Ну вообще-то… - начинает он нараспев, но я его прерываю.
- Я имею в виду серьезные ответственные отношения, а не твоих одноразовых подружек. Наверняка, я не виделась и с половиной из них.
- Эти, вроде, серьезные, уж точно больше одного раза…
- Папа! - смущаюсь его откровенностью и возвращаю разговор к главному: - Конечно, я хочу с ней познакомиться!
- Значит, ты не против, если она присоединится к нам за обедом сегодня?
- Всеми конечностями “за”.
- Тогда в четырнадцать в “Боно”?
- Заметано!
Завидев меня, администратор демонстрирует дежурную улыбку и сразу ведет к столику у огромного панорамного окна, где уже сидит отец и очень красивая молодая женщина.
- Добрый день, - произношу дрогнувшим голосом, не сумев побороть волнения.
За пять с лишним лет, что прошли со времени его развода с мамой, это первая женщина, с которой отец захотел меня познакомить.
- Здравствуйте, Агата.
Она поднимается со стула и протягивает мне изящную руку с аккуратным маникюром. Я легко ее пожимаю.
- Агата, это София Борисовна…
- Просто София. Пожалуйста. И если можно, на ты, - просит она смущенно, и я часто киваю.
Мы усаживаемся и начинаем светский разговор ни о чем, а я с интересом разглядываю папину подругу. Красивая - это я уже повторяюсь, - ухоженная, вся какая-то холеная, как европейская аристократка. И кажется сильно моложе отца, хотя он у меня молодцом, следит за собой и выглядит очень свежо, сорока ему ни за что не дашь. София же выглядит лет на тридцать, не больше, но это очень условно. В наше время при наличии должного ухода или же его полном отсутствии определять возраст на глаз - дело неблагодарное. На самом деле София может быть как лет на пять и даже десять старше предполагаемых тридцати, так и, напротив, сильно моложе. В моей группе в универе, например, учатся девушки, которые выглядят вполне себе ровесницами Софии. В свои-то двадцать два.
Чем дольше я разглядываю папину спутницу, тем больше она кажется мне знакомой. Я определенно уже видела ее раньше и силюсь вспомнить, где мы могли встречаться.
- Павел говорил, у тебя сейчас сессия?
- Да, сегодня был экзамен. Сдала, - улыбаюсь я и вижу, какую радость это доставляет отцу - он всегда гордился моими успехами в учебе. - Это мой предпоследний курс. В следующем году много практики и диплом.
- А какая у тебя специальность? Я могла бы предложить пройти практику в любом из наших отелей.
И она называет известную сеть, имеющую отели не только у нас, но и в Европе, и в Штатах, и тогда я понимаю, откуда я ее знаю - это же вдова самого успешного российского отельера Станислава Воропаева, трагически погибшего на склоне в небезызвестном Куршевеле года три назад.
- Ну, если, конечно, ты планируешь ее по-честному проходить, - подмигнув мне, добавляет София.
- Планирую. Спасибо, от такого предложения трудно отказаться, - признаюсь я.
- Ты только что увела у меня стажера! - деланно возмущается гендиректор строительного холдинга.
- Что делать красивой девушке на стройке? - парирует София, поведя плечами.
Папа признает ее правоту, и мы дружно смеемся.
После неслабо затянувшегося обеда папа подвозит меня домой, но, остановившись у подъезда, двери “Рэндж Ровера” не разблокирует, явно имея еще что мне сказать.
- Вообще-то, ребенок, должен тебе признаться, что я уже сделал Софии Воропаевой предложение. И она его приняла. Так что твой закоренелый холостяк-отец скоро женится.
- Оу, - всё, что могу ответить я.
- Прости, что говорю только сейчас, хотел сначала, чтобы вы познакомились - посмотреть, понравитесь ли вы друг другу.
- А если бы она мне не понравилась, или я ей, - не могу не спросить я, - ты бы отозвал свое предложение?
Я сдержанно улыбаюсь.
- Не забрал бы, но был бы не полностью счастлив, - его улыбка с налетом грусти. - Мне хорошо с ней. Давно ни с кем не было так хорошо.
- Ну что ты, папа, я буду только рада, если ты обретешь свое счастье, - заверяю его я, взяв за руку.
- А когда ты обретешь свое, принцесса моя? - высвободив свою руку и погладив меня тыльной стороной ладони по щеке, спрашивает он все с той же нескрываемой грустью.
- Я уже счастлива, пап, - я улыбаюсь широко и искренне, подтверждая свои слова.
- Но ты одна…
- Ты же, на самом деле, не хочешь говорить о моей личной жизни, в таких подробностях… - я склоняю голову и смотрю на него исподлобья.
- В таких не хочу, - сразу соглашается папа, - и понимаю, что ты вряд ли монашествуешь в двадцать два года, но если любви нет…
- Почему ты решил, что ее нет? - перебиваю я, чувствуя подступающее раздражение - терпеть не могу этих “больших” разговоров.
- Сердце родителя подсказывает…
- Твое сердце тебя обманывает, - я вновь не даю ему договорить. - Знала бы, что тебя так беспокоит мое кажущееся одиночество, давно бы познакомила тебя со своим бойфрендом.
Папа морщится - категорически не приемлет иностранных слов, называя их “захватчиками” нашего языка, и я при нем обычно стараюсь не “выражаться”. Но к определению статуса Тёмы в моей жизни данное заимствованное слово подходит как нельзя лучше.
- В субботу у Софии день рождения, будет большой прием, мы хотим на нем объявить о помолвке. Приводи туда своего фрэнда.
***
Вот так я и оказалась на приеме, всколыхнувшем во мне, казалось, давно забытые воспоминания и чувства и перевернувшим мою беззаботную жизнь с ног на голову.
Я не знаю, сколько прошло времени от момента, как я рухнула подрубленной березкой прямо в центре переполненного гостями зала, до той секунды, когда очнулась полулежащей на ярком бирюзовом диване в помещении, похожем на кабинет. Явно не сама я сюда пришла, потому что совершенно не помнила, как здесь оказалась.
