Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
— Весьма глубоко, — заключила Цзянь-цинь.
— Если бы я был японцем, то совершил бы сеппуку, вываливая свои внутренности на урну с твоим прахом.
— Очень мокро и неряшливо.
Он усмехнулся.
— Мне хотелось бы быть древним индусом и сгореть на твоем погребальном костре.
Но ей уже не хотелось шуток.
— Цинь-цзяо, — шепнула женщина, тем самым напоминая мужу, что не сможет сотворить ничего столь театрального, что ему нельзя умереть вместе с нею. Кто-то должен заняться малышкой Цинь-цзяо.
Хань Фей-цы ответил ей со всей серьезностью.
— Как же смогу я научить ее, чтобы она была тем, кем ты есть?
— Все, что есть во мне хорошего, берется от Дао. Если ты научишь ее быть послушной богам, почитать предков, любить народ и служить правителям, тогда я сохранюсь в ней точно так же, как и ты сам.
— Я обучу ее Дао как части самого себя, — пообещал Хань Фей-цы.
— Нет, не так. Дао вовсе не является естественной частью тебя, муж мой. Хотя боги и обращаются к тебе ежедневно, ты упорно придерживаешься собственной веры в мир, где все можно объяснить натуральными причинами.
— Я послушен по отношению к богам.
При этом он с горечью подумал о том, что выбора-то и нет, даже отсрочка исполнения их требований превращается в пытку..
— Ведь ты не знаешь их. Не любишь их творений.
— Дао требует от нас любви к людям. Богов мы только слушаем. Как можно любить богов, которые при каждой возможности унижают и мучают меня?
— Людей мы любим лишь потому, что они божьи творения.
— Только не читай мне проповедей.
Цзянь-цинь вздохнула.
Печаль кольнула его будто укус паука.
— Мне хотелось слушать твои проповеди целую вечность, — заверил Хань Фей-цы жену.
— Ты женился на мне, ибо знал, что я люблю богов, а у тебя не было и следа подобной любви. Таким вот образом я тебя дополнила.
Ну как мог он с ней спорить, зная, что даже в этот миг ненавидит богов за все ими сделанное, что заставили его сделать, за все то, что у него отобрали.
— Пообещай мне, — шепнула Цзянь-цинь.
Хань Фей-цы знал, о чем она просит. Жена чувствовала, что близится смерть, и теперь возлагает на его плечи бремя, которая сделала целью собственной жизни. Но это бремя он понесет с радостью. Лишь утраты ее самой так долго он пугался.
— Пообещай, что научишь Цинь-цзяо любить богов и всегда следовать Дао. Обещай, что сделаешь ее моей дочерью в той же степени, что и своей.
— Даже если она никогда не услышит глас богов?
— Дао для всех, а не только для слышащих.
Возможно… подумал Хань Фей-цы. Но богослышащим гораздо легче следовать по нему, поскольку за отклонение от него они платят чудовищную цену. Простые люди свободны; они могут сойти с Дао и не испытывать многолетней боли. Богослышащий не может сойти с Пути хотя бы на час.
— Пообещай.
Я сделаю это. Обещаю.
Только высказать вслух этих слов он не смог. Непонятно почему, но где-то в глубине таилось сопротивление.
В тишине, когда жена ожидала его клятвы, они услыхали топот босых ножек на гравии перед входной дверью. Это могла быть только лишь Цинь-цзяо, возвращающаяся из садов Сун Цао-пи. Одной лишь Цинь-цзяо разрешалось бегать и шуметь в эти часы молчания. Они ждали, зная, что дочка прибежит прямо в комнату матери.
Дверь отодвинулась почти бесшумно. Даже Цинь-цзяо чувствовала царящую тишину и в присутствии матери ходила на цыпочках. Хотя, при этом, она с огромным трудом сдерживалась, чтобы не затанцевать, не пробежать по полу. Девочка не стала обнимать мать, запомнив наказ; правда, чудовищный синяк уже исчез с лица Цзянь-цинь в том месте, где три месяца назад сильное объятие дочки сломало челюсть матери.
— В садовом пруду я насчитала двадцать три белых карпа, — сообщила всем Цинь-цзяо.
— Так много, — похвалила ее Цзянь-цинь.
— Мне кажется, что они сами показывались мне, чтобы я смогла их пересчитать. Никто не захотел, чтобы его пропустили.
— Они любят… тебя… — шепнула Цзянь-цинь.
Хань Фей-цы услыхал новый отзвук в приглушенном голосе жены: булькание, как будто меж словами лопались пузырьки.
— Как ты считаешь, если я видела карпов, значит ли это, что я стану богослышащей? — спросила Цинь-цзяо.
— Я попрошу богов, чтобы те заговорили с тобой, — ответила Цзянь-цинь.
Внезапно ее дыхание сделалось хриплым и отрывистым. Хань Фей-цы тут же привстал на колени и тревожно осмотрел жену. Ее глаза были широко открыты, в них не было ничего, кроме ужаса. Час настал.
Она пошевелила губами. Обещай, сказала женщина, хотя вслух этого промолвить не могла.
— Обещаю, — сказал ей Хань Фей-цы.
Дыхание остановилось.
— А что говорят боги, когда разговаривают с тобой? — спросила Цинь-цзяо.
— Мама очень устала, — вмешался Хань Фей-цы. — Тебе уже пора идти.
— Но ведь мама так и не ответила. Что же говорят боги?
— Они говорят о тайнах. Тот, кто их услыхал, никогда их не разбалтывает.
Цинь-цзяо со всей серьезностью кивнула головой. Она отступила на шаг, как бы собираясь уходить, но задержалась.
— Мама, можно тебя поцеловать?
— Легонько, в щечку, — разрешил ей Хань Фей-цы.
Цинь-цзяо, невысокой для своих четырех лет, не пришлось сильно нагибаться, чтобы поцеловать мать в щеку.
— Я люблю тебя, мама.
— А теперь уж лучше иди, дочка.
— Но ведь мама не ответила мне, что тоже любит меня.
— Она сказала это раньше. Разве не помнишь? А сейчас она очень устала и ослабела. Беги уже.
Он вложил в эти слова столько решительности, что девочка вышла, уже больше ни о чем не спрашивая. Только лишь, когда она исчезла из виду, Хань Фей-цы опустился на колени перед телом Цзянь-цинь и попытался представить, что происходит с той сейчас. Душа улетела и наверняка уже на небе. Дух же ее будет откладывать свой уход намного дольше. Может статься, что он даже поселится в этом доме, если жена и вправду была здесь счастлива. Суеверные люди считали, что всяческие духи покойников опасны; чтобы их отогнать они выставляли различные знаки и амулеты. Те же, кто шествовал по Пути, прекрасно знали, что дух доброго человека никогда не сделается страшным или убийственным. Доброта человека рождается из любви духа к творению. Если бы Цзянь-цинь решила остаться, дух ее на много лет стал бы благословением этого дома.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 155
