Но я сам себе не верил.
Стоя на перроне и глядя на длинные ряды вагонов поездов дальнего следования, с ужасом ожидал появления маленькой амебы. Да, именно такой я ее и запомнил. Слабой, бесхарактерной, заикающейся амебой. Насколько я помню, у Февронии даже подружек не было. Сверстники считали ее скучной, странной, неинтересной и называли дохлой рыбой.
И теперь это чудо свалилась на мою голову.
Но я обещал бабушке присмотреть за «несмышленой деточкой, чтобы та, как обычно, ни во что не влипла». Уже тогда эта бабулина фраза должна была меня насторожить, но я пребывал в плену иллюзий и смазанных обрывочных воспоминаний, где тихая соседская девочка с черными глазами никогда не доставляла проблем.
По пути на вокзал, получил сообщение от бабули. Эта неугомонная заботливая и добродушная женщина напомнила, в котором часу и на какой перрон прибудет «деточка», и если вдруг мы разминемся, Феврония будет ждать меня у входа в метро.
Поезд порадовал и пришел четко по расписанию. Если деточка быстро найдется, я успею заехать к себе на квартиру и переговорить с прорабом.
Народ плотным косяком стремительно вываливался из вагонов, волоча свои тяжелые чемоданы, сумки, множественные пакеты и запах дешевого растворимого кофе, разбавленный вонью доширака. Отовсюду слышалась то ругань, то звонкий смех, то усталое кряхтение.
Я вглядывался в обезумевшую от долгой дороги толпу, спешащую в сторону подземки, то и дело спотыкающуюся и наступающую друг другу на ноги, и пытался отыскать среди людей кого-то похожего на некогда знакомую мне амебу, с досадой понимая, что совершенно не помню ее лица. Время шло, физиономии мелькали подобно скучным титрам непонятного артхаусного кино, а Февронии все не было.
Надеюсь, никуда не влипла.
На тот случай, если мы так и не встретимся на перроне или у метро, у меня был номер телефона девчонки, присланный заботливой бабулей. Как будто она уже заранее предугадывала события, в которых я не узнаю «ее милую деточку». Но звонить мне пока не хотелось. Слушать заикающиеся звуки под оглушающий гвалт приезжих не лучшая затея.
Совсем близко от меня на землю с грохотом опустился чей-то рюкзак. Огромный. Походный. В таком и спать можно. Глаза невольно зацепились за пару черно-белых конверсов с высоким голенищем. От ярко-розовых шнурков, замысловато переплетенных узлами, рябило в глазах. Что за жуткий цвет!
Отвернулся, чувствуя нарастающее раздражение. Похоже, звонить заике все же придется.
Перрон практически опустел, поезд, шипя и гудя, словно старый электрочайник, медленно уполз по гладким рельсам. Вдалеке еще шло несколько человек. Решил дождаться их и тогда уже направляться к метро. Показался молодой, но уже довольно потасканный охранник в черной форме. Он шел вразвалочку, от движения натянутые до предела пуговицы его форменной рубашки казалось вот-вот треснут, вываливая наружу рыхлую требуху. На рыжем лице его, покрытом рябью и неряшливой щетиной, зависла гримаса скуки и желания доколебаться хотя бы до кого-нибудь.
Мерзкий тип.
Он мазнул по мне взглядом, не удостоив вниманием, но уже через секунду мутные его глаза вспыхнули азартом. Наверняка заприметил какого-нибудь бомжа.
Охранник скрылся у меня за спиной и тут же послышался его противный, хоть и прокуренный, но весьма визгливый голос.
— Добрый день. Служба безопасности вокзала. Старший смены Пузик Юрий Иванович. Предъявите ваши документы!
Услышав фамилию охранника, я невольно усмехнулся. Пузик. Ему подходит. А затем, все там же, за моей спиной, раздался и другой голосок. Звонкий. Дерзкий. Немного насмешливый.
— А в чем собственно дело, товарищ Пузик? Я что-то нарушила? — девчонка. Ответила бесстрашно. Мне понравилось.
— Цель вашего прибытия?
— А вы с какой целью интересуетесь?
— Ты мне не дерзи, крошка!
— Я бы попросила без фамильярностей, товарищ старший смены, а то моим подписчикам совершенно не нравится ваш тон.
— Что ты там делаешь? — возмутился Пузик, — Телефон убрАла! — потребовал охранник, растягивая слова, а его «убрАла» резануло по уху.
— А что вы так нервничаете? Расслабьтесь. Это ваш первый стрим? Поздравляю, это почти как девственности лишиться. А теперь давайте еще раз, для всех — я что-то нарушила?
— Нет, — осекся охранник, явно по достоинству оценивший находчивость девчонки, — Почему здесь стоите? Вам некуда идти? — попытался сгладить он обстановку. — На вокзале находиться запрещено! Если только у вас нет обоснованной причины в виде билета.
— Что вы, что вы! Мне есть, куда идти! — защебетал голосок, — Остановилась передохнуть. Видите, какой рюкзак у меня огромный?! А ручки видите мои тоненькие? Вот остановилась дыхание перевести. Это ведь не запрещено?
— Не запрещено, — буркнул Пузик, понимая, что ловить ему здесь нечего. По интонации даже я догадался, что охранник признал поражение и готов ретироваться, но наглая девчонка предотвратила план его побега всего одной фразой.
— Товарищ Пузик, сейчас в прямом эфире на нас смотрят три с половиной тысячи человек, давайте вместе им докажем, что не перевелись еще настоящие богатыри на земле русской! Не откажите слабой девушке — помогите донести рюкзак до метро.
Пять баллов, крошка!
Я обернулся, чтобы внимательнее рассмотреть участников незамысловатой сценки, и из глаз моих едва не хлынули фонтаны крови — настолько сильно разъедали глаза неоновые цвета, окутывающие с ног до головы наглую стрекозу, ехидно ухмыляющуюся во фронтальную камеру новенького айфона.
Стройные ножки с узкими щиколотками обтягивали черные легинсы с салатовыми геометрическими узорами. Мой взгляд плавно скользил по лодыжками вверх, огладил коленки, оценил приятную округлость бедер… А затем зрительные нервы задрожали, натыкаясь на неоново-желтую футболку, виднеющуюся в расстегнутой кожаной курточке, усыпанной нашивками, металлическими шипами и клепками. Однако, и это было не самое страшное. На меня насмешливо смотрели черные, как два колодца, глаза, на дне которых в ярких огненных брызгах плясали бесенята. Белки же, напротив, казались неестественными, сияющими словно снежные альпийские шапки. Такими же пугающе белыми были и ровные зубы, виднеющиеся в растянутой широкой улыбке малиновых пухлых губ. Но более всего шокировало облако волос, развевающихся в гонимых поездами потоках душного воздуха и слегка завивающихся от высокой влажности. Совершенно неестественное, невозможно раздражающее розовое облако.
