На столь сильную речь, которая была не под силу большинству любовниц Феликса, он лишь вскинул бровь. После секундой паузы, Боровицкий продолжил рыться в телефоне.
— Не смотри на меня так! – на этот раз в голосе преобладало возмущение. – Я ведь не просто твоя игрушка и хочу настоящих отношений, а не перепихона на полчасика…
— Такси прибудет через пять минут, собирайся – холодно перебил ее Феликс
— Что?
— Одевайся, говорю. Не голышом же ты поедешь.
Недоумение и отчаяние так вскружили голову модели, что она покорно стала одеваться. Белье, джинсы, блузка… Накинув на плечо сумочку, она зачем-то достала из нее телефон, мало ли, вдруг пришло сообщение от матери или менеджера. Но там мигнула уведомление иного рода.
— Деньги? Это ты так извиняешься? – с обиженной насмешкой спросила Лика.
— Нет – охладил ее Феликс, – это тебе на душевую, ее установку и новые туфли.
— Зачем?.. – неуверенность вновь вернулась в ее голос, – Я думала, ты этим займешься…
Выдерживая многозначительную паузу, Феликс подошел к окну. Он любил такие моменты. Моменты своего абсолютного доминирования.
— Я же тебе говорил, милая Анжелика, что у всего есть цена? Ценой твоей страсти была квартира на Тверской, а это – цена твоего ухода. Навсегда.
Только когда машина с моделью отъехала от дома, Феликс наконец-то расслабился. Анжелика оказалась настолько же надоедливой, насколько и привлекательной. Мужчина предполагал, что она ни раз мечтала о чем-то большем, чем обычный вечерний секс, и мысль, о том, что такие мечты могли настигнуть ее в ванной за мастурбацией, казалась Боровицкому весьма ироничной. И все же, больше она его не по тревожит.
Он вновь уселся на диван. Завтра его ожидал очередной рабочий день в четырех стенах офиса. Одна эта мысль так отягощала, что Феликс тут же отринул ее. И без нее завтрашний день обещал быть невероятно унылым.
Пролог второй. "Она".
Мытищи. Съемная однушка в спальном районе. Облезлые обои, газовая плита, ковер на стене и советский сервант, за котором наверняка стояли в очереди не одну неделю. Домофон не работал который месяц, но гостей в квартире почти не бывало. Зато туалет и ванная раздельно, аренда не так высока и в пяти минутах ходьбы продуктовый магазин и остановка, с которой уже через полчаса можно оказаться в зоне досягаемости метро. Не жизнь, а сказка.
Вика сидела на узкой полочке ветхого коридорного зеркала. Хозяйка квартиры который месяц обещает выбросить его и поставить новое, но, пока не случилось. Наматывая тугой черный шнур старого стационарного телефона блондинка, перебирая косметические принадлежности, повторяет короткие «ага» и «да», в ответ на слова, издаваемые вязким голосом ее матери.
То какая-то новенькая выскочка-училка втерлась в доверие к завучу. То соседка тетя Люда опять оставила мусор на лестничной клетке. То отцу зарплату задержали. Кому это вообще может быть интересно? Но, главное: ни одного вопроса к Вике. Ни «как дела?», ни «как работа?» ну, или на худой конец, «как Москва?». Ничего. А все почему? Потому что Виктория Окунева – главный позор семьи. Естественно это постыдное звание было присвоено ей неофициально, но она слишком хорошо знала своих родителей. А ее родители слишком плохо знали как устроен мир.
Выпускница средней общеобразовательной саратовской школы. Золотая медалистка, набравшая по результатам ЕГЭ триста шестьдесят семь баллов по четырем предметам. Отправляя Вику в Москву родители были преисполнены гордости, даже несмотря на то, что их дочь выбрала такую странную профессию как PR. Но и это не беда. Ведь она поступила на бюджет в один из самых престижных ВУЗов страны и теперь не за горами день, когда она устроится на работу в какую-нибудь солидную фирму и начнет зарабатывать огромные деньги. Родители даже не мечтали переехать к дочери в Москву. Им бы только ремонт в квартире сделать, да на даче баню достроить. Их денег на такое точно никогда не хватит. Да еще и у папы начались проблемы с сердцем, которые постоянно требовали дорогостоящих лекарств. Вся надежда на Вику.
Но тут их настигло огромное разочарование.
Как оказалось, будь твой диплом хоть красным, хоть бирюзовым, хоть инкрустированным бриллиантами, без опыта работы, да еще и будучи приезжим, у тебя два пути: подносить кофе или кричать «свободная касса». Вика выбрала первое. При чем все сложилось даже лучшем, чем она ожидала. Крупная PR-компания, контролирующая около пятидесяти процентов рекламных площадок по всей стране, приняла Викторию в свою семью. И, надо сказать, за год работы она даже смогла продвинуться по карьерной лестнице. Из обычной работницы рецепции, принимающей звонки, она дослужилась до офис-менеджера, бегающего со скрепками и ручками для всех, кто попросит, и, в итоге, стала секретарем самого заместителя директора.
Злые языки поговаривали, что это место – конец карьеры. Ведь зам компании – Феликс Боровицкий, высокомерный сынок хозяина – Виктора Боровицкого. Но что в этом такого? Мало ли в наше время начальников-самодуров. К тому же, реклама – практически современное искусство. Так что слово «самодур» легко прячется за термином «творческая натура». Но не в этот раз. От творчества в Феликсе было, разве что, оригинальное имя. А текучка со стороны вспомогательного персонала связана с тем, кто каждая из них становится его любовницей.
— Под словом «каждая» я действительно имею в виду каждая! — шепнула Вике на обеденном перерыве Феня из финансового отдела.
Вика лишь пожала плечами.
— Посмотрим, что из этого выйдет.
— Нет, да ты послушай! Поговаривают, что одну из последних…кто там был последним? — Феня на мгновение перегнулась через стол к кому-то еще, кого Вика не знала, —…точно! Настя! Так ее звали. В общем, он заставил ее сделать аборт и она покончила с собой!
Вика тихо рассмеялась, отставляя тарелку с недоеденным обедом.
— Скажешь тоже. По-моему это просто офисные сплетни.
— Сплетни? Ну, ладно! Дальше больше…
Вика мягко, но уверенно схватила Феню за запястье, пытаясь найти кнопку отключения этого «радиовещателя».
— Ты что мне предлагаешь? Уволиться и в Саратов укатить? Я все же думаю, что этот Феликс – нормальный мужик.
Но собеседница эмоционально вскинула руки, чуть не опрокинув свою чашку кофе.
— Ты его видела хоть раз? А я – видела. Ему двадцать восемь и он еще ни разу не был женат! Одно это о многом говорит!
Но Вика не привыкла отступать лишь из-за чьих-то слов. Она же не уволилась, когда, во время очередного телефонного разговора, отец назвал ее «секретуткой». При чем они тогда не ругались и даже не обсуждали ее работу. Он сказал это просто так. Как само собой разумеющееся.
Вика знала, что родители на самом деле считают ее таковой, а рассказах друзьям и родственникам лишь поверхностно хвалятся об успехах дочери в Москве.
