Без прелюдии и приветствий начинаю свой разговор. Голос непривычно жёсткий и холодный.
— Не с порога же о цифрах, Илья Андреевич, — улыбается, но улыбка жесткая. Расчетливый делец. — У меня есть и другие покупатели, и ряд условий, без которых сделка невозможна, и я хотел…
Дверь за моей спиной открывается, и я слышу женский голос.
— Пап, там продукты привезли, в накладной расписаться нужно… Ой. Я не знала, что ты не один, простите.
Он хотел… хмыкаю иронично, но не успеваю развить в голове иронию до размера вселенского Армагеддона. Мои уши уловили знакомые нотки. Агата? Вряд ли. Мозг выдает инфу: младшая, Анастасия. Поворачиваюсь к двери и понимаю, что не та потаскуха из прошлого. Перед глазами молодая, похожая на сестру, девушка. И мой мозг отключился, вывернув наизнанку мою черствость, которая за много лет укоренилась во мне. Что я творил дальше, не смог себе объяснить ближайшие недели, да что недели, месяцы. Как обухом по голове, когда увидел её глаза.
— Я готов поддержать ваш бизнес, а не присвоить. Мне плевать на ваших стоящих в очереди ротозеев. У вас есть шанс сегодня же скрепить сделку подписями. Но у меня есть главное условие.
— Я зайду позже, — негромко бросает девушка из-за моей спины.
— Сгинь, — сквозь зубы процедил мужик и перевел взгляд на меня.
— Какое условие?
— Она становится моей любовницей при условии, если является девственницей. Вы же до сих пор за чистоту в дочерях, Виктор Николаевич? — холодный блеск безумия вспыхнул в моих глазах, я мог в этом поклясться кому угодно.
Насколько принципы у Егорова теперь сыграют? В прошлом он пёкся о чистоте дочерей, любому был готов голову снести. Сейчас снесет? Должен. Другого не жду.
Девчонка не успела выйти. Так и застыла в дверях, слышу её судорожный вздох. Такой же вздох испустила администратор, которая ещё не покинула помещение.
— Все вон, — сказал резко хозяин богадельни, — кроме вас, Илья Андреевич. И тебя, Настя.
Федор Васильевич бросает взгляд на меня, получает моё одобрение и выходит. За ним администратор.
— Я не ослышался? — уточняет жестко Егоров. — И откуда вам знать о моих предпочтениях? Мы знакомы?
— Так сильно изменился простой водитель за десять лет, Егоров?
Присаживаюсь на удобный диван и смотрю на сжавшуюся девчонку. Хочу её. Какого черта?! Что со мной не так? Понимаю, что это желание крепнет с каждой минутой. Нет, секундой. Хочу трахать её и видеть в ее глазах похоть, страсть. Сжимать упругую грудь и слышать протяжные стоны, когда буду до боли сжимать ее соски.
— Кофе сделай мне, Анастасия.
— Ты?! — выдохнул её отец.
Даже девчонка, чьё лицо было абсолютно бескровным, прищурила глаза, всматриваясь. Она была ребенком, когда всё случилось. Помнит ли меня?
— Зачем тебе это нужно? Унизить меня? — Егоров смотрит испытывающим взглядом.
— Помочь сохранить бизнес? Влить новую кровь? Это унижение?
— Она зачем? — кивает безразлично на дочь. — Раньше, помнится, ты хотел другую.
— На малолеток перешёл, девушки постарше износились, как показывает практика. А эта в самом соку, — бросаю на девушку оценивающий взгляд.
Стоит, словно гвоздями прибитая и не шевелится. Не видать мне кофе.
— Ты работаешь со мной по моему сценарию: выкупаешь главный пакет акций, спасая дела отеля, я остаюсь директором и управляющим, а ты берешь в жены мою дочь, я правильно понял?
— Ты работаешь со мной по моему сценарию.
Я устало смотрю на часы. Двадцать минут девятого, а я подыхаю без кофеина. Девушка до сих пор не в себе. Вижу, что дрожит, но плевать. Она будет моей любовницей до тех пор, пока я не устану играть ею.
— Я трахаю её до тех пор, пока не надоест. В жены твое счастье мне не нужно. А развлечься, самое то. И пока я её трахаю, ты имеешь успешный бизнес, не злишь меня, не доставляешь хлопот. Так понятно?
— Что станет со мной потом? Когда она тебе надоест?
Девчонка в этот момент отмирает и не верящим взглядом смотрит на отца. А тот печется лишь о собственной шкуре, и я понимаю, что дело за малым.
— А что ты хочешь?
Мне просто интересно, потому что под его дудку плясать я не буду.
- Сохранить отель любой ценой.
— У тебя есть двадцать минут, чтобы организовать нотариуса. А пока я пообщаюсь с будущей содержанкой.
Мужик кивает. Смотрит на дочь, бросает ей:
— Не опозорь меня, — и выходит из номера.
— Мне нравятся твои волосы, Настенька, — медленно встаю с дивана и иду к ней, наблюдая за выражением ее лица.
До сих пор не шевелится, только бледной стала. И всему виной ее папаша, который за пять минут продал дочь бывшему голодранцу, каким он часто смел меня называть.
— Распусти их для меня.
Стоит, не шевелится, дышит так тихо, словно не дышит вовсе. В глазах непонимание и слезы. Моргает, прогоняя их, слегка качает головой, отмирая. Делает шаг назад от меня. Вздрагивает, когда я поднимаю руку и тянусь к ней.
Тянет руку к резинке и стаскивает ее, выпуская волосы из хвоста рассыпаться по обнаженным плечам.
Черт, ее простое движение что-то всколыхнуло внутри меня. Что-то, что было давно похоронено за семью печатями.
Подхожу почти вплотную, возвышаюсь над ней. Едва достает мне к подбородку макушкой. Тонкая и хрупкая. И это меня возбуждает.
Пальцы неторопливо перебирают прядь за прядью. Шелковистые. Пахнут цитрусом. Подношу локон к носу и довольно шумно вдыхаю этот аромат. Она, кажется, вся пропитана этим цитрусом.
— Я тебе нравлюсь?
Поднимает взгляд на меня. Отвечает не сразу, бегло окидывает черты лица.
— Я не знаю, как ответить на такой вопрос фактически незнакомцу, — произносит наконец севшим голосом. Боится. Понимаю это, судя по тому, что он почти пропал.
— Ты была раньше с мужчиной? — моя ладонь ложится ей на затылок, пальцы нежно ласкают кожу.
— Нет.
Большой палец трёт ее губы. Сочные, натуральные. Улыбаюсь, глазами ищу поверхность. Нахожу. Хватаю малышку на руки и несу к огромному столу. Рукой нетерпеливо смахиваю бумаги Егорова на пол, усаживаю Настю на прохладную поверхность и раздвигаю ей ноги. Тонкие бежевые трусики заставили утробно зарычать. Простое скромное белье. Ни капли греховности и соблазна в них, а я как мальчишка возбудился.
— Будешь послушной девочкой, будет практически не больно.
Открывает рот, как будто хочет воспротивиться, но тут же закрывает его. Настолько боится гнева отца? Или это я так на неё действую.
— Не здесь, пожалуйста, — сдавленно выдыхает, когда руки тянутся к ее трусикам.
