– Вот-вот, если так захотите.
– Включайте, включайте! – потребовали все.
– Стойте, – решительно произнёс я.
Грудь помощницы равномерно вздымалась. Она спала, и ей снился яркий сон, который когда-то забавлял Виктора.
Я тронул помощницу за бледноватые плечи и щёки, украшенные родинками. Она была холодная, будто долго лежала под толстым слоем снега. Я позволил невольной грусти одолеть себя и посмотрел на всех так, как если бы они были мне чужими. Да, мне было совершенно не ясно, чему они радовались, и что находили в изобретениях, хоть и полезных.
– Включайте, наконец, Виктор! – повторил коллега. – Расскажите ему, что с ней.
Он позвал бодро:
– Помощница сто тысяч!
Она среагировала на низкий голос самым естественным образом и спросила, сонно разомкнув глаза:
– Мне пора идти? Куда?
Виктория шепнула мне в ухо:
– Кажется, в этом мы с ними похожи. Они не любят рано вставать и пускают слюни.
Она хохотнула, уверенная в том, что поделилась ценным наблюдением, и взлохматила мне короткие волосы. Странно смутившись, я отнял её ладонь.
– Помощница сто тысяч, ты понимаешь, кто мы? – спросил Виктор ласково. – Я полагаю, что ты сильно испугана. Тебе стоит одеться и выйти к нам в одежде, какую носят все без исключения. Зайди в помещение, оно позади тебя. Не забудь включить свет, чтобы не удариться о шкаф.
– Я сделаю, как вы просите, – произнесла она механически и послушно и неуклюже заковыляла в гардероб.
Коллеги заворожённо смотрели, как она переставляла ноги. С каждым неуверенным шагом её походка делалась скованнее, и я кинулся молниеносно вперёд, чтобы помочь. Она краснела и застенчиво улыбалась.
– Как ты? – спросил я в тёмном гардеробе, в котором нас никто не мог заметить.
– Плохо, – ответила она.
– Болят ноги?
– У меня болит абсолютно всё. Я слышала ваш разговор. Виктор решил, что я особенная, но я так не считаю.
– А что ты считаешь?
– Ничего. Я помощница, и в этом моё призвание. Мне не обидно, что они не помогли. Спасибо, – она поблагодарила меня (браслет, вибрируя, засверкал голубым) и зажгла подвесной светильник, напоминающий мятый лимон. – Идите.
Я вышел из гардероба. Коллеги упрямо расспросили о том, что произошло.
Виктория спросила наивно:
– С чего ты взял, что она не дойдёт самостоятельно? Она взрослая и умеет ходить.
– Конечно, в чём дело? – вторил Кирилл Михайлович.
Я молчал, пока они не успокоились, а потом ответил:
– Неважно, сколько ей лет. Она недавно только задышала воздухом и никогда не пользовалась ногами. Возможно, она особенная, но она не обязана соответствовать вашим высоким требованиям. И не удивляйтесь, что она беспомощная. Это были первые шаги, детские, а не взрослые.
Виктор по-дружески хлопнул меня по спине.
– Ты прав. Она ребёнок и ещё успеет показать, на что способна.
– На что, что способна? – промолвил я невозмутимо.
– Помощницу сто тысяч необязательно обучать, чтобы она привыкала к людям. Она сама научит нас другой, лучшей жизни. Вот ты поймёшь, если к тебе обратиться по-испански? Знаешь, как быстрее всего успокоить плачущего младенца? Или как строителю, который в последний раз рисовал красками в школе, написать красивую картину? Она умеет намного больше, чем кажется. О, намного!
Помощница вышла к нам в длинной одежде и кожаных туфлях на босую ногу. Она покружилась дважды, приподняв атласный зелёно-белый подол, и зарделась в предвкушении похвалы.
– Тебе не идёт это платье. Надень другое, – попросила Виктория.
– Как? Мне оно нравится.
– Видимо, одной тебе.
– Не глупи, – сказал коллега. Он тотчас же сделался безучастным, когда увидел помощницу одетой. – Какая разница, в каких ей тряпках ходить?
– Немедленно! – Виктория была непреклонна.
Помощница сто тысяч тяжело выдохнула и вернулась в гардероб.
– Она найдёт нужное платье, и мы познакомим её со всем персоналом. Покажем, как она хорошо вышла, отведём в кинотеатр, – проговорил Виктор и внимательно посмотрел на меня. – Значит, с нами?
– Куда?
– Праздновать! – прошипела сердито Виктория. – Не забыл ли часом, что ты не один работаешь?.. До вечера я сама буду занята. Сироткам в приют одежду отвезу, но на банкет успею!
– Я пойду.
Назойливые мысли роились в моём мозгу. «На что способно изобретение человека, которому снятся фантастические сны, лишённые всякой логики? Увы, я не знаю, так как не мечтатель. Верно, у меня не так работает голова, поэтому я не люблю помощников и не испытываю ничего при встрече с ними. Ими любуются, как драгоценными камнями. Через год или два в каждом доме будет такой помощник. Он сделает за вас ремонт и приготовит ужин, который вы не попробуете ни в одном дорогом ресторане. Может быть, всё не так ужасно, как мне видится? Может, я преувеличиваю, потому что не вижу никакой прелести в изобретениях Виктора? Я пойму его, но не сейчас, когда мне поручат записывать речь помощницы сто тысяч на диктофон», – размышлял я долго, пока коллеги не позвали меня на улицу.
Глава первая.
Неожиданный посетитель
За дверью бесшумно лилась музыка ветра. Дождевые капли сползали лениво с крыши. Близился безоблачный рассвет, и небо было точно разукрашено глубокой розовой пудрой.
Хозяйка сидела в шерстяном платке на широких плечах и поминутно глядела в окно за серо-коричневой птицей, которая прыгала по уличному креслу и тоскливо пела.
Я спросил за завтраком:
– А она каждый день прилетает?
– Каждый.
– Ты любишь её песни?
– Очень люблю, – ответила она живо и, не притронувшись к тарелке с супом, сложила руки на груди.
– Ты должна есть, иначе у тебя не будет сил.
– Сил хватает.
– Как же?
– Так. Я посильнее и тебя буду.
– Не сомневаюсь.
Дарья Сергеевна Трушкова была потрёпана временем, сгорблена, худощава и непослушна, как ребёнок. В шестьдесят четыре с половиной года она не обращала никакого внимания на старость и гордилась тем, что не страдала от болезней. Она часами гуляла около высушенного колодца, к которому вела заросшая сорняком тропа, бросала монеты в пустоту и с удовольствием слушала, как они тонко звякали в тишине.
Таинственный шелест леса привлекал её неизменно. Деревянный двухэтажный дом, который я делил с нею пополам, стоял на вершине холма в отдалении от иных, больших и тусклых домов с крытыми садиками, и был выкрашен в спокойную белую краску. По одну сторону стоял маленький деревянный сарай, где хранились ржавые вёдра и прочий мусор. Перед крыльцом росла плакучая лиственница со свисающей кроной. Задний двор, увитый диким шиповником, был пустым и чахлым. Его скупо украшали поделки из пластиковых бутылок, развороченные фигуры животных. На хлипком заборчике была порвана сетка.