– Каждый человек живёт несколько жизней, – согласно кивнула Рогнеда.
– Разве могут человека звать просто – Дикий Вепрь? – задумчиво проговорила Наташа.
– Могут. Особенно если человек сам не хочет помнить своё имя…
– Ты свободна, Рогнеда! – прервал их разговор вошедший в комнату мужчина средних лет, одетый в нелепые, по мнению Наташи, одежды, более уместные в каком-нибудь театре, дающем спектакль из античной жизни. – Добро пожаловать в Аралхамад!
– Это какая-то новая республика? – подивилась молодая женщина, никогда прежде не слышавшая такого названия.
– Аралхамаду – двести первый год! – торжественно провозгласил мужчина и представился: – Великий маг, слуга Арала. Для посвященных – Саттар-ака…
– А я…
– А ты, дитя мое, Пансема, что означает – знамение. Ибо приход твой к нам – высший знак для слуг Арала. Двадцать лет у нас не было послушника, обладающего Божьим даром сродни твоему! Этому обучиться нельзя, такими рождаются лишь избранные Аралом. Чтобы удержать тебя на этом краю жизни, нам пришлось, не дожидаясь времени весеннего равноденствия, принести Богу жертву. Жертва была принята, и ты пошла на поправку!
– Вы очень добры ко мне…
Великий маг наклонил голову.
– Почему ты, Пансема, не спрашиваешь, чья кровь пролилась во имя Бога на жертвенном алтаре?
– Я не знаю… Я подумала, что это… черный петух, или черный баран…
– Зачем же думать, если ты можешь видеть?! Всемогущий не принимает другой жертвы, кроме человеческой.
Он расхохотался, видя смятение Наташи.
– Разве ты не знала, что мир держится на человеческой крови? Чтобы жил один, должен уйти другой. Горы отворяют свои богатства, лишь получив долю крови. Лишь напившись нашей крови, человека кормит земля. И ты теперь наша сестра, ибо мы навек связаны кровью.
– Но я не хочу!
– Желание – чувство непостоянное: сегодня оно есть, завтра – нет. Человек, следующий за своими желаниями, подобен глупой рыбе, мечущейся на крючке. Разум должен вести человека. Разум и вера.
– Но у меня другая вера.
– Бог, нарисованный на доске, не может видеть, но Бог, с неба глядящий и видимый каждому – воистину всемогущ! Жертвенной кровью мы нанесли знак Арала у тебя на груди; он будет вечно жечь тебя подобно раскаленному клейму, если ты отречёшься от новой веры своей…
Наталья почувствовала, как на лбу у неё выступил холодный пот. Боже, спаси и сохрани! Куда она попала? Разве отвечает за свои действия человек без сознания? Разве можно насильно обращать его в новую веру? Она чуть было не разрыдалась: обманутая, беззащитная женщина…
"Как это – беззащитная?" – возмущенно зазвучал у неё в голове знакомый женский голос, засмеялся – колокольчиком залился – другой, совсем молодой. Теперь их уже двое?!
– Может, её балкой сильно ударило, а, Лизавета? – серьёзно спросил второй голос – Любавин.
– Растерялась, – стал оправдывать её первый. – Ну-ка, из огня да в полымя! Любому не по себе станет…
– Хочешь сказать, испугалась? – поправила Любава. – Я вон костра не побоялась, а тут – какой-то мужичонка!
– Не мужичонка, а великий маг!
– Хватит! – мысленно прикрикнула на своих прародительниц Наталья. – Моя голова – это вам не ярмарка!.. Сама разберусь!
– То-то! – удовлетворенно сказал кто-то из них. Она не поняла кто. Голос прозвучал уже издалека…
– С кем ты разговаривала, дитя моё? – спросил её великий маг, но в его голосе прозвучала наставническая жесткость; так классная дама, госпожа Шаталина, спрашивала институтку княжну Лиговскую, приготовила ли она урок истории?
– Ни с кем! – упрямо сказала Наталья.
Маг усмехнулся.
– Я догадался, ты спрашивала совета и помощи у своего Бога! Хочу тебя разочаровать: ещё ни одному пленнику Аралхамада не удавалось до него докричаться. Да и чем может помочь деревянный бог?
– Господи, прости его, неразумного! – левой рукой – правая в лубке пока не действовала – она широко перекрестилась.
Солнцепоклонник усмехнулся.
– Тебе не удастся меня разозлить, ибо высшее знание и божественный свет, озаряющий всякого, кто достиг высшей, седьмой ступени мудрости, делает меня неуязвимым для насмешек рабов!
– Я – не рабыня, я свободный человек!
– Тебе придется забыть об этом навсегда! Даже твой дар, которым ты наделена по недосмотру высших сил, будет служить отныне лишь Богу Аралу. А ты – удовлетворению обычных земных потребностей его слуг. Через год-два тебя отправят в мастерские, где ты овладеешь искусством золотого шитья. Если мастерство не будет тебе даваться – бывают такие случаи – тебя опустят на другой уровень, к поварам. Согласись, это счастье – быть так или иначе сопричастной великому делу!
"Боже, дикость какая! – смятенно думала Наташа, усиленно морща лоб, в надежде, что кошмар наконец исчезнет. – Должно быть, у меня горячка… Нужно попытаться осмыслить, что же со мной произошло! С чего всё это началось? Мы приехали на гастроли. Аттракцион отработали без ошибок, я помню восторги публики… А потом? Потом начался пожар. Я хотела вытащить Эмму и… Больше ничего я не помню… В голове будто что-то вспыхнуло и всё!.. Но если этот… маг – мой кошмар, отчего я вижу его так отчётливо?"
Саттар-ака, внимательно наблюдавший за нею, увидел, как взгляд больной лихорадочно заметался, словно она пыталась где-то за пределами своего нынешнего обиталища, а может, и за пределами разума отыскать точку, за которую можно было бы ухватиться, чтобы осознать наконец реальность происходящего с нею.
"Пожалуй, на сегодня хватит!" – решил великий маг и неслышно удалился.
Никто из его приближенных не знал, что незаметное блестящее пятнышко на фоне серой каменной стены – не вкрапление породы, а мастерски выполненный глазок, в который он мог наблюдать за всем, что происходит здесь. Вверху стены была незаметная постороннему глазу щель – каменная стена не вплотную подходила к потолку и таким образом позволяла слышать всё, о чем в комнате говорили…
Между тем то ли победило горячее желание Наташи отрешиться от кошмара наяву, то ли истерзанный организм прибег к самозащите, но она опять впала в сон. Такой же, как и накануне, не отличимый от яви… Казалось, с её памяти отшелушиваются напластования прошлых жизней, обнажая всё более глубокие, всё далее отстоящие от современной жизни.
Топчан, на котором она лежала, стал вдруг покачиваться, и через недолгий полет в кромешной темноте, полной голосов, звяканья чего-то металлического, топота, похожего на конский, она опять вырвалась к яркому свету.
Наташа ехала верхом на сером в яблоках жеребце по полю, сплошь покрытому ковылем. Легкий ветер быстрыми невидимыми пальцами трогал ковыль, и тогда казалось, что вместо пушистых кустов по сторонам дороги перекатываются серебристо-серые волны.
