Валек сглотнул, взглянул на дядю Борю. Глаза того вдруг открылись, а палец подтянулся к губам, которые, казалось, прошептали: тцц. Парень покачал головой: не надо, мол, нам против них не сдюжить. Но дядя Боря, человек старой закалки, схватился за карабин и тихо выбрался из кабины.
— Я же говорил, Кики, плевое дельце, — раздался бас амбала, а вскоре он и сам с картиной Адольфа Гитлера в стеклянном футляре показался из-за угла автомобиля, девчонка шла рядом.
— А ну, не с места, упыри! — гаркнул дядя Боря и навел на уголовников карабин. — А то вмиг в вас новые дырки для вентиляции проделаю!
Кики сдвинула брови, ее маленькая ладошка коснулась рукояти катаны, а бугай лишь усмехнулся и нахально заявил:
— Не усугубляй, старче. Лучше опусти свою пукалку на землю, а не то худо будет.
— Худо говоришь?! — удивился дядя Боря. — Кому это худо? Это ведь я держу вас на мушке, уголовники проклятые!
— Ну, потом не ропщи на том свете, что я не предупреждал, — ухмыльнулся бугай и вдруг засвистел.
А еще через секунду, позади раздался треск ломающихся веток.
— Фас, Гризлик! — гаркнул амбал.
Дядя Боря лишь успел развернуться и тут же встретил смерть. Смерть пришла с рыком, мохнатая, вооруженная клыками и когтями. Мощная медвежья лапа ударила по дяди Бориной голове, отчего та разлетелась, словно перезревший арбуз, мякоть и косточки полетели в стороны, но запахло отнюдь не бахчевой ягодкой, а разорванной человеческой плотью. Тело упало на асфальт, части головы, что выше усов, уже не было, но зверь на этом не успокоился, а, рыча, впился в горло мертвого охранника и стал рвать его на части.
— Пресвятой Троцкий, — прошептал Валек и закрыл глаза, погружаясь во тьму, лишь рык медведя, его чавканье мертвой плотью недавнего товарища и запахи крови, гари и «Красной Москвы», такой нелепой нотой осевшие в сознании, напоминали, что он еще жив, и это отнюдь не дурной сон, при котором стоит только открыть глаза и бабайки исчезнут. Поэтому Валек и не спешил открывать глаза, не спешил до тех пор, пока не ощутил новый аромат, аромат самой смерти. Отвратительный запах гнили, желудочных соков и мертвечины, смешавшийся в один зловещий одеколон, гвоздем пробил мозг парня, а затем мощный рык и капли слюны, упавшие на лицо, заставили Валька все же разжать веки.
Медведь стоял прямо напротив и, кажется, уже готовился вонзить огромные острые клыки в хрупкий человеческий черепок.
— Я сама! — вдруг произнесла девочка-азиатка.
— Пожалела?! — усмехнулся амбал. — В нашем деле, девочка, эмоции это лишнее… Впрочем, как хочешь. — Здоровяк пожал плечами и гаркнул: — Гризлик!
Медведь прекратил рычать и повернул мохнатую голову на хозяина.
— Иди сюда, — велел уголовник.
— Рррр, — постарался возмутиться косолапый, он явно не желал так просто расставаться с добычей.
— А ну цыц! Сюда я сказал! — рыкнул амбал, и медведь вдруг покорно склонил голову, заскулил, как пес, и затрусил к хозяину. — Плохой, Гризлик, — донеслись до Валька слова удаляющегося вместе с питомцем бугая, — нам нужно будет серьезно поговорить о твоем поведении… ты чего это, косолапик, меня перед людьми позоришь…
Валек поднял глаза на девчонку, та смотрела на него сурово, но все же в ее удивительных янтарных зрачках читалась и печаль, но, несмотря на это, Кики взвела катану.
— «А она красива, — с удивлением для себя подумал Валек. — Иногда даже смерть бывает прекрасна. А ведь я видел ее трусики… Пресвятой Троцкий, о чем я только думаю…»
— Прости, парень, но такова судьба, — с грустью произнесла девочка с японской саблей и опустила катану.
Глава 1
О дивный новый мир
Он бежал, бежал на всех парах, поскольку опаздывал, как всегда опаздывал и уже предвкушал, что придется выслушать очередной выговор от отца.
«О-т-ц-а», — приближаясь к арке Главного штаба, Денис мысленно повторил это такое простое слово, но привыкнуть, называть им Громова за целых полгода он так и не сумел. В этом «дивном новом мире», гораздо легче было обращаться к бывшему шефу — «товарищ майор».
А ведь мир был действительно новый и дивный, что бы об этом не говорила ёжик и что бы не считала царевна. Удивительный мир, непосредственно созданный руками Дениса, Юли и склонивших ради этого мира головы товарищей. Пусть баланс выровнять и не удалось и вместо альтернативной Российской империи 21-го века попаданцы угодили в альтернативный Советский Союз, но Дениса это вполне устраивало. А что там думает об этом ёжик это уже вторично.
«И вообще достал уже этот колючий тиран своими теориями и планами, — фыркнул Денис. — Пусть подумает над своим поведеньем. Через недельку глядишь, сама прибежит».
Он вздохнул, все же ссора с ёжиком это вам не хухры-мухры, и совесть часто напоминала об этом болезненным покалыванием иголок в душу, словно злой колдун-вуду, забавляющийся с тряпичной куклой. Но видя счастливых Громова и Казак — своих настоящих родителей, живущих в этом мире в любви и согласии, Денис был готов мириться с чем угодно. А колючки совести, что застряли в душе, всегда можно выдернуть родным отечественным пинцетом пофигизма.
«Эх, Юля, Юля, ну почему же ты не видишь, что этот мир гораздо лучше нашего и почему ты ждешь извечного подвоха?»
И вот она, арка Главного штаба, и этот вид, что дорог сердцу каждого петербуржца: Зимний дворец, брусчатки и… Денис поморщился, каждый раз ожидая увидеть привычную Александровскую колонну и ангела на ее вершине, что держит крест над всей Россией… Но креста в этом мире над Россией никто не держал, он был сброшен и растоптан, а вместо него маленькие каменные человечки несли на плечах «нового бога революции» — товарища Великого Вождя Льва Троцкого.
«Да, Лейба, и как это тебе только удалось?» — качал головой Денис, хотя и вызубрил краткий курс истории нового мира почти назубок. Но то была история официальная, и как вся официальная история она писалась пером победителя, отчего спорных моментов и белых пятен в ней имелось гораздо больше, чем тех же пятен на шкуре азиатского ирбиса. Хотя кое-что раскопать, а кое-где и домыслить за полгода Денису с Юлей все же удалось. И выводы были очевидны: «наследили именно мы!», не убрали за собой после бойни в Зимнем дворце, и технологии будущего, пусть и в виде осколков, попали в загребущие руки большевиков, а в частности ни к кому иному, как к главе предреввоенсовета Льву Давыдовичу Троцкому. А уже с этими технологиями хитрец Лейба сумел переписать весь ход мировой истории, не дав политическому оппоненту Кобе прийти к власти после смерти Ленина, а затем и почти осуществить мечту всей жизни о мировой революции. Пусть и на этот раз революция оказалась не мировой, но ее всепожирающее буржуазию и угнетающие пролетариат классы пламя охватило не только Россию и Китай, но и всю Азию и Европу. И затем, на оставшееся после очищающего огня пепелище, выехал черный, словно самая темная ночь, бронепоезд с новым мессией и под кровавым знаменем понесся вперед, строя новый мир, даруя новые заповеди и придавая забвению тех, кого мессия решил не брать в дивный новый мир.