– А ты не особо сопротивлялась. – это да.
– А ты не особо спасал меня, – я тут пострадавшая сторона. Просто это все от шока. Точно от него. Он такой брутальный, властный. Какой-нибудь начальник.
Мне раньше не нравились качки, я их высмеивала, говорила Димке, что мне больше нравятся такие, как он. Но, когда оказалась в мертвой хватке этого тигра, растаяла, как мороженка.
Сейчас смотрю на высокого худощавого Димку, с таким только дружить можно. А с Тиграном… имя-то какое? Подходящее, с ним хочется большего…
– Если ты не заметила, я пытался, но меня эти шкафанеры схватили, не вырвешься.
– Всё, я пошла, – развернулась, он дёрнул меня за руку.
– А поцеловать? – что за дела? Все хватают, дёргают. Я им кукла что ли? И после Тиграна… фу, блин…
– Лера, я обижусь, – черт, быстро клюнула его в губы.
– Не так, – целует.
Раньше не замечала, что у него такой слюнявый язык, как слизняк.
Блин, чуть не стошнило. Он заметил, что со мной что-то не так.
– Что? Этот богатенький Ричи лучше целуется?
– Нет, – да, намного, – просто я вспомнила его и… Всё, пока, – повернулась. На бегу достала ключ, домофон пиликает, и я спасаюсь в подъезде.
Наверх, на второй этаж. На площадке, между вторым и первым стоит мой сосед. Вместе со своими друзьями-алкоголиками, пьяный в драбадан.
– О, соседушка моя, – он затягивается, и делает глоток из пластиковой бутылки, там явно не вода. Опять спирт хлещут.
Тебя мне для полного счастья не хватало!
Я не обращаю внимания, продолжаю подниматься.
– Слышь, Лерка, дай сотку. Выпить охота.
– Так ты и так пьёшь.
– Да что это нам с пацанами, ни в одном глазу, – охотно верю, от этой бадяги ослепнуть можно.
– Отвали.
– Слышь, ты, лимита поганая. Живёшь в моём городе, дышишь моим воздухом. Ты по жизни мне обязана! Моя семья здесь со времён царя живёт. Гони сотку, стерва!
– Ни хера я тебе не дам! Нужны деньги? Иди работай, а не сиди на мамкиной пенсии.
– Вот коза! – послышалось мне вдогонку.
В квартире меня встречает мама этого алкоголика.
– Что там Толик? – она вытирает руки об полотенце на поясе.
– Пьёт, – по её морщинистой щеке катится слеза.
Мне жаль её, Ольга Андреевна прекрасная женщина, с доброй душой, но с сыном ей не повезло. Гнать бы его взашей, может и стал бы человеком, когда нужно будет что-то кушать, где-то спать, придётся работать. Но жалость губит таких, как он.
– Ой, Лерочка! Ты же с работы, голодная, наверное?
– Да нет, – живот не вовремя заурчал, с кухни раздавались умопомрачительные запахи.
– Пойдём, пойдём, не стесняйся. Я борщ приготовила, целую кастрюлю. А Толик пьёт. Он, когда пьет, не ест.
Сдаюсь, есть правда хочется.
За столом подтягиваю одну ногу, ставлю на стул. Знаю, привычка дурная, но это само собой выходит.
Димка говорит, что у меня повадки пацанки, и одеваюсь я, как подросток. Но мне так удобно. И для кого наряжаться? Для Димки? Он и так меня достал, хочет перевести наши отношения в горизонтальную плоскость, а я брыкаюсь. Не вижу в нём парня. Он для меня так и остался другом.
– Кушай, Лерочка. – Ольга хлопочет, наливает тарелку супа, кладет сметану. Из мякиша делаю колобок и отправляю в рот.
Она садится рядом со мной.
– Вкусно?
– Да, очень, – отправляю ложку за ложкой в рот.
– Толик так не ест. Его то с похмелья тошнит, то он пьяный. А я так люблю кого-то кормить. – Ольга всю жизнь проработала в столовой, и это, как она говорит, профессиональная деформация.
Съела всё, хлебом собрала все с тарелки. Готовить я не умею и не люблю. Поэтому поесть на халяву никогда не откажусь.
Мама моя вечно меня пыталась накормить. А я раньше раздражалась, а сейчас скучаю по своим родителям.
– Спасибо, было очень вкусно. – улыбаюсь.
– На здоровье, детка, – опять эта детка, и Тигран меня так же называл. Мне вроде и лет немало, а всё равно деткой зовут.
Беру вещи, захожу в ванную, снимаю топик. На мой живот падает таракан. Визжу, топаю ногами, стряхиваю его.
В ванную забегает Ольга.
– Что?!
– Т-там, вон! – показываю на рыжего усача. Ольга прихлопывает его тапочком.
– Надоели, твари. Что с ними только не делали! Они из подвала ползут.
Капец! Из-за чего я влезла в такие долги? Не могла просто снимать квартиру, как все приезжие. Нет, мне захотелось пустить здесь корни, доказать родителям, что я могу прожить без их гиперопеки.
***
Замерла у здания, с восторгом оглядывая его. Тут даже пропускная система, на территорию просто так не попадёшь.
– Ваш пропуск, – говорит амбал металлическим голосом.
– Мы должны быть в списках. Артисты. Валерия Донская и Дмитрий Тетюхин.
– Тетюхин? – улыбнулся громила. Мне стало обидно за другом.
– Не фиг смеяться. Да, Тетюхин. Но у него есть одно достоинство, вам, наверное, стероидным, оно не знакомо. Мужское называется. – Охранник позеленел. Димка за моей спиной хрюкнул, пытаясь сдержать смех.
Не то, чтобы я проверяла. Просто это больное место у всех мужиков, даже если там полный порядок.
Это как девушке сказать, что она толстая. Пускай она даже дистрофиком будет, всё равно закомплексует.
Он окинул меня презрительным взглядом. Вытянулась, выгнула спину, поставила руку на талию, пусть глазеет. У меня полный порядок.
– Ты так выступать будешь, голой? – где голая то? На мне шорты, топик заканчивается там, где должен бюстик, но его нет. На ногах белые кеды.
– Нет. Концертный костюм в рюкзаке, повернулась, продемонстрировала.
– Проходите. – Отступая, пропустил нас. Специально шла походкой от бедра, пусть заценит. Димка обернулся.
– Ты не могла бы прилично одеться? – пропустила его замечания мимо уха.
– Он глазеет? – улыбаюсь ему.
– Он на твоей заднице дырку сейчас просверлит. Какая ты несносная, Лерка! Вечно в бутылку лезешь.
– Не, а чё он? Поржать хотел, и я над ним прикольнулась. И вообще, я за твою честь стояла! Где благодарность моя?
– С такими приколами, заломают тебя, и опровергнут твои слова.
– Фу, какой ты вредный! – зануда просто, а не друг.
– Ты не могла надеть концертное платье? Я надеюсь, там оно, а не расшитые золотом трусы.
