Некромант облизал измазанные кремом пальцы и сыто икнул. После чего сощурился и снова икнул. Покачнулся. Подошел ближе. Ноздри тонкого его носа раздулись, а нижняя губа оттопырилась. И вид у некроманта сделался на редкость глупым. Правда, этой кажущейся глупостью Демьян не обманулся.
— Интересно… если бы ты сразу сказал, что будет так интересно, я бы ехал быстрее.
— Я и сам не знал.
Бледные руки потянулись к шкатулке.
Закрылись глаза.
И в кабинете стало до того тихо, что слышно было, как глухо настойчиво бьется о стекло жирная зеленая муха.
— Что это — можешь сказать?
— Дрянь.
— Я и без тебя вижу, что дрянь редкостная, — отозвался Вещерский. — А если конкретней.
— Конкретней… — некромант осторожно коснулся крышки.
— Так, открывать не стоит.
— Оно мертво!
— Все равно не стоит.
И Демьян согласился, что определенно не стоит, нынешний кабинет для изучения бомб совершенно не подходит. Он вообще не стал бы приносить ее, пусть напрочь лишенную жизни, сюда.
— Ладно, — руки некромант не убрал, правда теперь он оглаживал крышку с какой-то непонятной нежностью. — Не буду… только мертво оно давно… слышал про Шаверский курган?
— Это где археологов засыпало?
— Не засыпало. Точнее засыпало, но уже потом… — Ладислав склонил голову и опустился перед шкатулкой на колени. — Ты ведь знаешь, что энергетическое поле не везде однородно, что, скажем, в пустыне энергетический фон почти равен нулю, как и во льдах севера. Или вот в степях. Источники там встречаются столь редко, что само их существование может являться своего рода исключением, подтверждающим правило.
Смуглые пальцы сошлись на крышке. Ладони обняли бока. И показалось, что шкатулку того и гляди раздавят.
— Поэтому они и пошли другим путем. Сила духов. Голоса предков. Возможность заглянуть в мертвомир, который там подходит вплотную к миру живых.
Его голос звучал низко и заунывно.
Хотелось спать.
И Демьян ущипнул себя, пытаясь стряхнуть эти мягкие липкие объятья наведенного — а иначе с чего бы ему засыпать — сна.
— У нас некромантия считается проклятым даром. А там людей, которые были способны слышать голоса предков, и не только слышать, которые умели заглядывать на ту сторону, которые пользовались ее силой, полагали благословленными.
Он убрал пальцы и отступил.
— Мы слишком долго считали их дикарями. Слишком сильно пытались подмять под себя, приучить к тому, что сами именуем цивилизацией, чтобы теперь просто взять и признать, что были не правы.
— Ближе к делу.
— Ближе… я провел в степи пару лет, ты же знаешь, — Ладислав потер шею. — Там… совсем все по-другому. Степь полна духов. Степь жива прошлым. И сила там есть. Вот только тех, кто умеет ею пользоваться, почти не осталось. На Шаверских пустошах жили племена… разные… теперь не поймешь, какие именно, слишком уж разрозненная информация. А искать правду там только безумец рискнет… рискнул. Однажды. Это была экспедиция Берядинского. Знаешь такого?
— По нашему ведомству не проходил, — проворчал Вещерский, откидываясь в кресле. — Что? Я не могу знать каждого человека! В Империи их миллионы, а голова у меня одна.
— И та, чтобы уши носить. Извини. Наши Берядинского уважают. Он был магом. Обычным. Огневик, вроде тебя. Обученный. И силы немалой. Ему прочили карьеру, сперва военного, потом, после выхода пары статей, и ученого. Его даже в императорскую академию зазывали, но передумали после того, как он выпустил еще одну статью, в которой утверждал, что у обеих магий один источник. И что их соединение даст невероятные возможности. Как понимаешь, большинство сочло, что Берядинский, мягко говоря, не прав. Он пытался дискутировать, но… научное сообщество еще менее склонно к переменам, чем обыкновенные люди. Его лишили членства в Географическом обществе, были попытки инициировать процедуру отторжения магистерского титула, но тут уж то ли скандала испугались, то ли поняли, что при всех своих идеях Берядинский никуда умений не утратил, а боевую магию он применял не только на полигоне. Тогда ж как раз Крымские конфликты случались. Да и с турками никогда-то граница спокойной не была. Вот… пустили слух, что странные его идеи — не более чем результат контузии. А что он собирал некромантов и чего-то там от них изыскать пытался, так чем бы старик не тешился.
— Что-то такое я слышал, но это давно было…
— Лет тридцать тому, — согласился некромант. А Демьян вновь встряхнулся, спать еще хотелось, но теперь это было скорее обыкновенная усталость.
— Давно.
— Для тебя. Мой наставник его помнил. И очень сожалел, что Берядинский погиб, а его теория оказалась похоронена. Сейчас он добивается разрешения на то, чтобы изыскания были продолжены и подозреваю, что, когда ты напишешь доклад об этой штучке, — некромант ткнул пальцем в бомбу, — то разрешение это получит.
Демьян опустился в кресло, которое оказалось на диво мягким и удобным. Осмотрелся, хотя смотреть в кабинете особо было не на что. Старинные шкафы, исполненные, как и прочая мебель, из дуба, были пусты. Потускнели серебряные накладки, помутнело стекло, будто скрывая пустоту за собой. Более темные пятна на светлых обоях свидетельствовали, что некогда кабинет украшали картины, но теперь из пяти осталась лишь одна, изображавшая лошадь удивительного темно-золотого окраса.
Красивую.
Шея лебединого постава. Маленькая сухая голова и в то же время крупное костистое тело, которое, однако, не гляделось несуразным.
— Берядинский, поняв, что общество не готово к новым теориям, решил добыть доказательства, причем такие, которые никто не смог бы опровергнуть. И собрал экспедицию. Сам. Двадцать пять единомышленников, среди которых — дюжина магов и дюжина некромантов. До Шаверских пустошей добирались по железной дороге, потом уже верхами. Последнее, что известно, Берядинский договорился о встрече с Джунгарскими жузами. Правда, никто так толком и не выяснил, о чем они говорили. После этой встречи экспедиция повернула к пустошам.
— Погоди, — Вещерский снял шкатулку и без всякого почтения поставил ту на пол. Туда же отправились папки. А он провел ладонью над столешницей, которая пусть и обрела некоторую пегость окраса — лак все же старился — но сохранила гладкость. — Покажешь?
Темный лак посветлел, а потом на нем пролегли тончайшие нити рек. Берега их оделись зеленью лесов, а меж ними лоскутным одеялом высветились поля.
Демьян только слышал о таком.
А Вещерский, снявши запонки, словно оправдываясь, сказал:
— Жена сделала. Очень ее бумажные карты раздражали.
Демьян привстал, чтобы разглядеть получше, и Вещерский посторонился.
— Правда, тут Европа лишь краем, надо другой камень ставить, но он у меня дома остался… как-то вот не думал я, что оно так завертится…
