Едва дождавшись семнадцати часов, когда рабочий день подошел к концу, студенты поспешили в учебный класс – небольшую комнатку при лаборатории. Три стола, колченогих и разных по высоте, сдвинули вместе и накрыли упаковочной бумагой. Из блюд: бутерброды со шпротами, плавленым сыром и докторской колбасой; сдобное печенье, карамельки и в центре – Ленин пирог. Чай заварили в литровой банке, несколько чашек девушки принесли из дома, остальную посуду собирали по всему цеху: стаканы, банки, в ход пошли даже мензурки.
Начали официально. Лева встал и, выдержав театральную паузу, дабы привлечь внимание аудитории, начал речь:
– Дорогая, Леночка! Мы собрались по радостному и одновременно печальному поводу. Глаз радуется, когда видишь такую славную невесту, но сердцу грустно от того, что она не твоя. Но раз уже ничего не исправить, то хочу от души пожелать тебе счастья!
Ребята проворно разлили вино, и вечеринка понеслась. Девочки раскованно смеялись, мальчики смелели. Раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза; тосты становились короче, градус выше. Этикет за ненадобностью самоустранился, и общение потекло легко, без лишних церемоний и условностей. «Давай за дружбу», – промурлыкал парень, блуждая по коленкам сокурсницы маслянистым взором. Девушка нерешительно помотала головой. – «Как так, не выпьешь за дружбу? Это не по-нашему». Убежденная железным аргументом, она согласилась. Всем весело, в комнате полумрак, под концерт на радио «Маяк» хмельная компания отплясывала не то кадриль, не то матросский танец «яблочко».
Лена почти не пила, и чувствовала себя на собственном «девичнике» не в своей тарелке. Она никогда еще не бывала на студенческих пирушках и представляла их иначе.
– Потанцуем? – Лева протянул ей руку, приглашая на танец. Лена от неожиданности вздрогнула: как тут можно еще и танцевать? У нее не нашлось нужных слов, и девушка лишь молча захлопала длинными ресницами. Парень счел это за кокетство и повторил ангажемент.
Танцевать Лене не хотелось, но она не стала ломаться. Изрядно набравшийся Лева, кавалером был, мягко говоря, не важным. Он топтался на месте, то и дело, норовя прижать девушку к себе. Лена пыталась отстраниться, но сил не хватало. Когда Лева оторвал ее от пола, чтобы исполнить какую-то хореографическую композицию, Лена в ужасе вжала голову в плечи: теперь ее главной задачей стало не упасть. Вроде бы все обошлось: Лева явно был не в форме для переноса тяжестей, и вскоре вернул партнершу на землю.
Покрасневшая от смущения, она поспешила к выходу. Лене было душно и очень стыдно за этот танец и за то, что она оказалась в неприлично пьяной компании. На пути стоял очередной кавалер – Витька из параллельной группы. В одной руке он держал стакан с портвейном, другой пытался ухватить Лену под локоть.
– Приглашаю! – промычал он и решительно поставил стакан на картонную коробку.
Лена в отчаянии выбежала прочь. Она миновала небольшой коридорчик, затем через холл направилась к выходу. Подергала ручку – дверь оказалась запертой. Все верно, ее закрывают после шести. Нужно идти через цех – там есть еще один выход, который запирается изнутри на засов, через него наверняка можно выйти.
Огромный неуютный зал с высоченным потолком, освещаемый лишь светом, что просачивался сквозь пыльные окна. Остановленные машины блестели холодным металлом. Лена спешно шла по цементному полу, и стук ее каблуков эхом разносился в пространстве. Вокруг ни души – от этой пустоты становилось тревожно и еще сильнее хотелось выбраться на улицу. Внезапно послышались чьи-то шаги и шорох. Шаги звучали тихо, и от этого ей сделалось совсем страшно. Лена остановилась, прислушиваясь – звуки прекратились. Девушка испуганно оглянулась – никого. Не мерещится же? Она хотела побежать, что было сил, но чья-то рука упала ей на плечо. В горле вдруг образовался комок, и вместо крика получился лишь тихий, надломленный сип. Душа ушла в пятки, сердце колотилось, Лена медленно обернулась и изумленно распахнула глаза: перед ней стоял Гошка.
– Ты? – девушка не знала сердиться или радоваться. С одной стороны, ничего страшного не случилось и можно облегченно вздохнуть, а с другой, парень ее ужасно напугал и заслуживал негодования. Лена решила не возмущаться – что толку обижаться на глупые игры?
– Ты подумала над моим предложением?
– Над каким предложением? – не поняла Лена. О чем это у них с Гошкой был разговор? Что-то страх совсем выбил ее из колеи и теперь мешает соображать.
– Замуж за меня выйдешь?
Глупая игра продолжалась, только ей, Лене, участвовать в ней совершенно не хотелось, а хотелось скорей попасть домой. Она собралась сказать горе-жениху, что думала об этой, не ко времени устроенной им, затее, но, наткнувшись на прямой, сверлящий взгляд, осеклась.
– Гоша, пойми, все уже решено. Я люблю Мориса…
– Со старостой обжиматься это не помешало? И мне тогда тоже можно. Я, что, хуже других? – он схватил девушку за руку и потащил за собой. Лена звала на помощь, брыкалась ногами, пытаясь освободиться, но парень держал крепко. Он доволок девушку до кушетки, обитой дерматином, и повалил лицом вниз. Лене удалось высвободить левую руку. Она схватила, оказавшуюся на полу бутылку с какой-то жидкостью, как кошка вывернулась, и, глядя в глаза противнику, попыталась его ударить. Гоша увернулся от удара и захватил руку с бутылкой. Лена вскрикнула и разжала пальцы.
– Убить меня хотела? – зловеще усмехнулся парень. Он угрожающе потряс несостоявшимся орудием убийства над Леной. Плохо закрытая резиновая пробка соскочила, и жидкость стала выплескиваться наружу. Первые капли упали девушке на руку, на которой тут же образовались огромные красные волдыри. Лена закричала от боли, но раззадоренный Гоша не придал этому значения – он нарочно плеснул из бутылке ей в лицо. – Успокойся, родная, – прорычал он с ухмылкой, но в следующую секунду ужаснулся: лицо девушки мгновенно покрывалось красными язвами, они шипели и пузырились, как погашенная уксусом сода. Лена хрипела. Ее кожа горела, превращаясь в месиво. Гоша растерянно смотрел на страшное зрелище, и еще не понимал, что натворил.
* * *
2007 г.
За окном висела полная луна на светлом небе белой ночи. Плотные шторы покачивались на ветру. На стенах лежали блики свечи и тени. Нина сидела за кухонным столом, сильно сутулясь. Она рисовала на листе женскую фигурку: вывела глаза, нос, губы – это ее соперница. Губы получились с опущенными уголками, на щеках слезы – пусть разлучнице будет горько. Затем вырезала фигурку и поднесла к свече, приговаривая чуть слышно:
- Поутру встает солнце красное, а как ночь придет – луна нежная.
Солнце красное – распрекрасное, луна нежная безмятежная.
И никогда они не встречаются, вместе нам не являются.
Так пусть Инна с моим милым не встретится, никогда она с ним не слюбится.
Как сказала я, так и сбудется.
Бумага свернулась и превратилась в черный пепел, пламя приблизилось к длинным суховатым пальцам, собираясь их обжечь, но женщину это не пугало – она заворожено смотрела, как уходит в небытие соперница. Потом пепел полетел в форточку - на семь ветров, как этого требовал ритуал. Нина задула свечу, она еще долго оставалась сидеть в темноте, задумчиво глядя в окно.
