Первые компьютеры разрабатывались для управленияартиллерийским огнем на море и для расшифровки кодов. Интернет же создавали дляуправления странами после ядерной войны. Ну и что с того? Большинствопользуется им, чтобы пересылать «мыло» и лазить по чатам. Одна личностьконтачит с другой.
Сечешь, на что я намекаю?
— Меня Хантером звать, — сказал я, улыбнувшись ейв ответ.
— Джен.
Я кивнул и выдал:
— Дженнифер было самым популярным именем для девочек втысяча девятьсот семидесятых годах и вторым по популярности в тысяча девятьсотвосьмидесятых.
— Правда?
— О, прости.
Порой факты, скопившиеся в моей башке, ошалев от тесноты,ищут выход наружу и находят — главным образом через рот. Зачастую это не естьхорошо.
Она покачала головой.
— Ничего. Я понимаю, что ты имел в виду. Кругом одниДжен. Я даже подумывала сменить имя.
— К девяностым это имя скатилось на четырнадцатоеместо, возможно, как раз из-за того, что набило оскомину, — подумал я изаморгал, вдруг осознав, что сказал это вслух. — Но имя красивое, мненравится.
Классно выкрутился, да?
— Мне тоже, но, знаешь, малость поднадоело. Все времяодно и то же.
— Ребрендинг,[1] — отозвался я,понимающе кивая. — Все так сейчас делают.
Она рассмеялась, и я обнаружил, что мы уже не стоим, а идемвместе. В рабочий день, четверг, парк был почти пустым — несколько любителейбега трусцой, собачники, выгуливающие своих любимцев, да пара пенсионеров судочками, пытающихся что-то выловить из реки. Мы поднырнули под их лесками,которые в лучах летнего солнца превратились в сверкающие нити. За металлическимограждением о бетонные берега сердито плескалась растревоженная маленькой моторнойлодкой река.
— А как обстоят дела с Хантером? — спросилаона. — Я имею в виду имя?
Я проверил ее улыбку на тему прикола — далеко не каждыйпроявляет интерес к содержимому именной базы данных системы социальногообеспечения.
— Тебе правда интересно?
— А то!
— Ну, это, конечно, не Дженнифер, куда там, но налицосущественный прогресс. Когда я родился, это имечко вообще находилось вчетвертой сотне, а сейчас стоит на вполне приличном тридцать втором месте.
— Лихо! Стало быть, ты идешь впереди толпы.
— Похоже на то.
Я покосился на нее, пытаясь сообразить, раскусила она меняили еще нет.
Джен подбросила мяч и со звонким хлопком, будто в колоколударила, поймала его длинными пальцами и повертела перед собой, как глобус,всматриваясь большими зелеными глазами в линии меридианов.
— Но ты, конечно, не хочешь, чтобы оно вышло на первоеместо, так ведь?
— Да, это было бы не в кайф, — согласилсяя. — Как эпидемия с именем Бритни в середине девяностых.
Она пожала плечами, и тут мой телефон сыграл мелодию из«Зоны сумерек», ну прямо в тему.
— Видишь? — Я показал трубу Джен. — В натуре,работает как телефон.
— Впечатляет.
На дисплее высветилось «обув-ка», что значило — работа.
— Хай, Мэнди?
— Хантер? Что делаешь?
— Да, в принципе, ничего.
— Можешь провести тестирование? Нужно срочно.
— Что, прямо сейчас?
— Да. Клиент хочет выдать рекламу в эфир уже квыходным, но не уверен, все ли там как надо.
Мэнди Уилкинс всегда называла своих нанимателей «клиентами»,даже тех, на кого работала пару лет подряд. В данном случае это была компанияпо производству спортивной обуви, носившая имя одного греческого бога. Котороеона предпочитала не использовать, возможно, потому, что не любила слова изчетырех букв.
— Сколько платят?
— Я стараюсь собрать вместе всех, кого могу, —продолжила Мэнди. — Клиент примет решение в течение двух часов.
— А сколько платят?
— Как обычно — пару.
— У меня этих пар уже больше чем завались. Полныйсундук обуви, не считая того, что я выбросил.
— Ладно, как насчет полусотни баксов? Плачу из своегокармана. Ты мне нужен, Хантер.
— Ладно, Мэнди, чего уж там.
Я взглянул на Джен, которая с отсутствующим видом нажималакнопки собственной трубки, вежливо показывая, что не прислушивается к моемуразговору и, может быть, чуточку переживая по поводу того, какой старый(месяцев шесть, не меньше) телефон у нее самой. Я принял решение.
— Можно мне привести с собой кое-кого?
— Само собой. Нам нужны тела. Но они это… ты понимаешь?
Джен воззрилась на меня, ее глаза сузились: похоже онасообразила, что разговор ведется о ней. Прямые солнечные лучи добавили синевы вее волосы, и я приметил, что некоторые их тонкие пряди окрашены в яркийпурпурный цвет. Скрытые под основной иссиня-черной массой, они вспыхивали тоздесь, то там, когда прическу взъерошивал ветерок.
— Да. Разумеется.
— Что за тестирование?
— Да нормальное тестирование, — ответил я. —Просто мы с Мэнди так говорим. Официально это «фокусированная группа».
— На чем «фокусированная»?
Я сообщил ей название фирмы-клиента, кивка оно неудостоилось.
— Понимаю, — сказал я. — Но ты получишь новуюпару и полста баксов.
Эти слова сорвались у меня с языка прежде, чем мне пришло вголову, что Мэнди может и не дать зелени для Джен. Впрочем, если не даст, онаможет рассчитывать на мои полсотни. Бабки-то, один черт, шальные.
Правда, я сам удивился тому, с чего это ее пригласил, ведьлюди моей профессии не очень-то жалуют соперничество. В ней, как и в политике,слишком много народу, причем каждый считает себя спецом и, даже не попробовав,уверен, что справится с этим делом лучше любого профессионала.
— Звучит типа круто, — заметила Джен.
Я пожал плечами.
— Это просто работа. Тебе платят за твое мнение.
— Мы что, будем смотреть на обувь?
— Мы смотрим рекламу. Ролик на ТВ. Тридцать секунд —пятьдесят баксов.
Она отвела глаза и бросила взгляд на текущую воду: парусекунд в ее голове велся мысленный спор. Я знал, о чем она думает.
