Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
— Так по какому поводу праздник? — наконец-то поинтересовался Ромка. — И как на это дело смотрит наша милая Ольга Ивановна? Али она в отъезде?
«Милая» Ольга Ивановна, моя жена, Ромочку, мягко говоря, не жаловала. Постоянные словесные пикировки, если проходили совместные встречи: типа кто остроумнее. Хотя до царапанья глаз и не доходило, но злое кошачье шипение у моей ненаглядной частенько проскакивало.
— В отъезде глубоком. Ушла, какого-то другого лоха строить. Я не интересовался.
— У-у-у, как все запущено… за это надо выпить. Наливай. Ну, дай бог ей здоровья и счастья с тем лохом, и дом полную чашу, и детишек — выводок.
Я скривился. Выпили.
— Решит вернуться — не принимай. Не твоя она, не твоя, — фальшиво пропел уже немного осоловевший Ромочка.
Я никак не отреагировал. Меня потихоньку начало грузить.
— Я, конечно, понимаю, почему ты на работу не выходишь. — Резко сменив тему разговора, Ромка многозначительно оглядел обстановку на кухне. — Но зачем шефа на х… посылать? Ему это жутко не понравилось! И представь, что он натворил? Уволил тебя! Обиделся он, видите ли, ну а из всего нашего склочного коллектива выбрали меня, чтоб я донес до тебя сие неприятное известие. Пришлось топать ножками, ввиду неисправности телефонов и поломки авто. Вот так, старик. С тебя деньги на автобус.
Конечно, задним числом я понимал, что прогулы подразумевают увольнение, но так хотелось хоть чего-то стабильного в этом мире, увереннности, что тебя поймут, простят, пожалеют, в конце концов. «И когда это я шефа успел послать? Когда телефоны работали, однозначно. Но не помню! Хоть убей… Грустно. А как себя жалко!»
— Наливай. — Это уже мой голос.
Так мы просидели еще часа два. Курили, перемывали косточки шефу, всем бабам — сотрудницам моей бывшей фирмы по сборке бытовых компьютеров из китайских комплектующих, выпивали, потом я стал засыпать.
— Все, Ромыч, давай по хатам, мне в люлю надо. — Поднялся, шатаясь, и принялся выпроваживать гостя: — Все, все, все! Тебе завтра на работу — не забыл? Вали давай!
— Вот этого, Игорек, я от тебя не ожидал, — тоже заплетающимся языком проговорил Роман, цепляясь за стол, явно показывая, что требует продолжения банкета. — А еще друг называется. Я как сейчас через весь город попрусь в таком виде? — сделал он последнюю попытку остаться.
— Ничё, такси поймаешь, вызвонишь. Давай, давай — мне еще убираться. — Соврал, конечно.
Добравшись до порога, Рома обнял меня.
— Хоть ты и подонок, но мой друг. Есть мыслишка насчет работы, но это — не пьяный базар, потом по-трезвяни загляну. Все, пошел. — Хлопнул меня по плечу, развернулся и шагнул в подъезд. Уже оттуда зазвучал фальшивый пьяный голос: «Друга я никогда не забуду, пусть хоть он не родился в Москве!»
А я пошел в комнату и, не раздеваясь, упал на диван, тут же проваливаясь в очередную кому. Только телик что-то вещал голосом диктора, потом рекламой, потом музыкой — и так круглые сутки. Хорошо хоть не громко.
Ромка выполнил свое обещание насчет работы. Дня через три, по моим далеко не точным часам, раздался звонок в дверь. На сей раз мое состояние было крайне недопохмеленное, соответственно более тревожное и злое. Я насторожился, подкрался к двери и прислушался: «Хоть бы не позвонили больше! Это просто ошиблись дверью! Да, да… нет!» Опять раздался звонок, и более требовательный.
— Это ко мне, — прошептал сам себе. Вздохнул, зажмурился и решительно открыл дверь.
— Глаза-то открой, Игорек! — раздался ехидный Ромкин голос.
Я выдохнул и уже спокойно открыл глаза. За порогом стояли двое. Один из них Рома — непривычно прилизанный, весь такой чистенький и подтянутый, хотя и в привычных джинсах, ветровке и со сложенным черным зонтом. Второй — неизвестный мне Мэн, именно так! Одет почти как Ромка, тоже со сложенным зонтом, но выправка, властность от него так и сквозила. Явно отстав ной военный, подпол — не ниже. Смотрит спокойно и уверенно. Лицо такое… представительское, что ли. Легкая седина в коротких темных волосах. Возраст от сорока до пятидесяти. В общем, «настоящий полковник» для баб.
— Привет, я не один, как видишь. Пустишь?
Я отошел в сторону, сердце продолжало колотиться.
— Ну ты допился, к «белочке» дело подходит. Давай-ка завязывай, старик.
— Проходите на кухню и вытирайте ноги. Вот об это, — я указал пальцем на многострадальный половик, — то есть наоборот: вытирайте и проходите.
На кухне ничего не изменилось, вернее, прибавилось пустых бутылок, бычков в консервах, ну и другого похожего мусора.
— Извините, не прибрано, — с издевкой произнес я, обращаясь в основном к «полковнику».
— Ничего, — ответил «полковник» неожиданно мягким, глубоким баритоном. — Рома, будь так добр, выброси, пожалуйста, пустые бутылки… и пепельницы.
Я охренел. А Ромка, похоже, ничуть не удивился: собрал все, что можно, в найденный тут же пакет и пошел выбрасывать его в мусоропровод. Мы стояли и молчали. Вернулся Рома, ничуть не расстроенный.
— Позвольте вас представить друг другу. — Он бы щелкнул каблуками, если бы не кроссовки, так мне показалось. Ну уж очень официально! — Сан Саныч — Игорь Михайлович, прошу любить и жаловать! — показал на нас кивками и наконец-то улыбнулся. Слава богу! А то я уже плохое думать начал.
— Присаживайтесь, — это уже я, — извините, кроме водки предложить нечего.
— Спасибо, но мы ненадолго, ничего не надо, — сказал удивительным голосом Сан Саныч. Но сесть они с Ромкой сели.
— А я, извините, выпью, душа просит. — Что и сделал. Сел, закрыл глаза и стал ждать, когда полегчает.
Отпустило. Молчим.
— Так какое у вас ко мне дело, Сан Саныч?
— Хочу предложить вам работу.
Мои брови полезли вверх. Как бы невзначай обвел кухню рукой и показал пальцем на себя.
— Мне?
— Не удивляйтесь. Мне много рассказали о вас и Роман, мой давний, кстати, сотрудник, и другие, знающие вас люди. Еще я навел справки. Вы мне подходите. — Он опередил мой естественный вопрос. — Работа сисадмином в небольшой конторе на десяток машин. Железо вы тоже хорошо знаете. И главное, вы не сильно общительны и не болтливы. А это в моем случае самое главное. Что касается вашей «тонкой» душевной организации, то, как меня уверили знающие вас люди, это в первый раз. И как я вижу, в последний.
— И как же это вы видите? — усмехнулся я.
— А вижу я перед собой молодого человека, который считает себя тряпкой и трусом, который даже не попытался разобраться в своих чувствах и думает, что должен был «бороться за свою любовь», даже не разобравшись: а была ли она? Посчитал себя обиженным до самой глубины души и, чтобы не идти разбираться со своей «любимой», запил. Ушел, так сказать, от действительности типично русским способом.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
