Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Помогал при переезде Стас, примчавшийся из Пушкино, где он снял мастерскую, и его неизменная спутница и муза, Марья Семеновна. Стас, обладавший брутальной внешностью потрепанного фавна, мигом очаровал хрупкую Юлию Петровну. Марья же Семеновна квартирной хозяйке страшно не понравилась. Впрочем, эта суровая старуха, круглый год щеголявшая в зимних сапогах, бархатной юбке до пят, мужском пальто и мушкетерской шляпе с перьями, ни в ком не вызывала теплых чувств, и, вероятно, даже оскорбилась бы, если бы кто-то выказал к ней привязанность. Казалось, ей чуждо все человеческое, кроме лютой ревности, которой она отравляла жизнь своего подопечного. Великовозрастный скульптор, поклонявшийся женской красоте уже в силу своего призвания, был вынужден скитаться по мастерским друзей, чтобы встретиться с очередной пассией. Если Марья Семеновна его выслеживала и уличала, расправа была ужасной. Злые языки уверяли, что эта иссохшая в житейских невзгодах Галатея даже избивала своего жизнелюбивого Пигмалиона, особенно если он бывал не в форме после загула.
– Не забывай нас, если что, звони! – сказала Марья Семеновна Александре на прощание. – Все-таки не чужие. Столько лет вместе жили и мучились.
… Все вещи были уже перевезены из переулка в переулок на садовой тачке, добытой вездесущей нянькой скульптора неизвестно где. Марья Семеновна могла раздобыть решительно все, не покидая границ того квартала, где прожила долгие годы, где ее фантастическая фигура примелькалась настолько, что на нее больше не оборачивались. Уже зажглись фонари на растяжках между домами, пролив апельсиновый масляный свет на старинные лепные фасады, синее небо отодвинулось ввысь, сделалось строже и темнее, в ногах у редких прохожих путались их длинные черные тени. Квартирная хозяйка Александры ушла к себе, пожелав доброй ночи и бросив последний неприязненный взгляд на Марью Семеновну. Стас украдкой ускользнул за угол с виноватым видом, присущим котам, которые собираются что-то украсть, и пьяницам, которые норовят тайком приобрести бутылку. Александра заметила его маневр, но не выдала приятеля даже движением глаз. Марья Семеновна, несомненно, все чувствовала даже затылком, но не повернула головы и она.
– Звони, – повторила она с сухой, деревянной настойчивостью, в которой было невозможно заподозрить и тени сердечности. – Неспокойна я за тебя. Вечно куда-нибудь ввяжешься.
– Я буду осторожна, – пообещала Александра. Из-за плеча Марьи Семеновны она видела Стаса, торопливой рысцой появившегося из-за угла. Как всегда, он совершил необходимые покупки молниеносно: в окрестных магазинах все знали и его, и его суровую няньку и потому обслуживали скульптора вне очереди. Если кто-то из покупателей у кассы пробовал возмутиться, Стас неизменно говорил: «Пардон, мне в аптеку!» И эта бессмысленная фраза действовала безотказно.
– Поехали, нам часа два тащиться, – с наигранной бодростью обратился к старухе Стас. – Александра, не унывай. Мысленно мы с тобой!
Художница провожала взглядом эти две знакомые фигуры, пока они не скрылись за углом. Стас, огромный, широкоплечий, шагал широко и размеренно, его буйные длинные кудри развевались на майском ветру. Марья Семеновна, угловатая и прямая, как арматурный остов для скульптуры, шла с ним в ногу, заложив руки чуть не по локоть в глубокие карманы потрепанного мужского пальто. Широкополая шляпа была лихо заломлена набок, облезшие петушиные перья торчали из нее, угрожая выколоть глаза прохожим. На углу Стас обернулся и помахал Александре. Марья Семеновна не обернулась.
Закончился май, потянулось долгое лето – мертвый сезон для антикваров, время, когда люди охотнее тратятся на отдых, чем на картины и редкости. Аукционов почти не было, галереи и салоны пустовали. Александра перебивалась случайными мелкими заказами. Ее спасала огромная клиентская база, наработанная за годы, и прекрасная репутация. На жизнь хватало, но близился август – время внесения очередной квартирной платы. Нужно было приготовить деньги не позднее десятого числа.
Александра еще не составила мнения, повезло ей с квартирной хозяйкой или нет. Юлия Петровна существовала за своей перегородкой из гипсокартона почти бесшумно. Если им случалось увидеться, держалась с Александрой мило и любезно, как добрая соседка, зазывала к себе на чашечку кофе, даже предлагала разложить для нее карты Таро, от чего Александра всякий раз вежливо отказывалась. Художница, со своей стороны, тоже вполне ее устраивала. Она не шумела, не устраивала банкетов по ночам, да и днем ее навещали только заказчики или знакомые. «Повезло мне или нет, мы узнаем, если я не смогу внести аренду десятого августа!» – с горькой иронией думала иной раз Александра.
К счастью, как раз в начале августа ей принесли на реставрацию несколько миниатюр с батальными сценами Крымской кампании. Работа была срочная, владелец надеялся успеть отослать миниатюры на крупный аукцион и потому платил двойную цену. Александра выполнила заказ в срок и сразу отложила деньги для хозяйки – те самые деньги, которые сейчас покоились в кармане атласного халата Юлии Петровны.
* * *
– Не понравился он мне, – повторила Юлия Петровна, поднося чашку к тонким, слегка подкрашенным лиловой помадой губам. Она вообще предпочитала лилово-фиолетовую часть цветового спектра, как отметила Александра. Ее завитые волосы были совершенно неестественного цвета – раздавленной черники с молоком. Тени на увядших веках – две жирные, блестящие сиреневые полоски. Была ли это осознанная экстравагантность или механическое копирование давно ушедшей моды, но Юлия Петровна даже во дворе у мусорного контейнера появлялась при полном фиолетовом параде.
– Еще кофе? – не дожидаясь согласия Александры, хозяйка наполнила ее полупустую чашку почти до краев. – Я вижу, вижу, что вам на месте на сидится. Ну, поскучайте со мной немного!
Последние слова она произнесла жеманно, нараспев. Александра украдкой бросила взгляд на старинные напольные часы в углу у окна. Бронзовые стрелки показывали четверть восьмого. За день переулок раскалился, и сейчас, ближе к вечеру, когда жара спадала, все отдавало жар, съедая остатки свежего воздуха: каменная кладка особняков, тесно прижавшихся друг к другу, тротуары, мостовые, крыши машин. Складки тюлевых занавесок, закрывавшие проемы распахнутых окон, не шевелились. Ветра не было.
Двухэтажный особняк, в котором художница сняла мастерскую, был выстроен в середине девятнадцатого века. Первый этаж был выложен из кирпичей, а второй, где располагалась квартира Юлии Петровны, из массивного бруса. Снаружи особняк был оштукатурен и выкрашен в блекло-розовый цвет. Вдова художника не раз сообщала Александре, что раньше особняк был зеленого цвета.
– Они совершенно исказили облик переулка… – вздыхала Юлия Петровна. – Еще разрешили выстроить козырек над входом в ресторан, на углу… Там никогда не было козырька и ресторана тоже не было. Там был замечательный писчебумажный магазин. А на фасаде дома напротив была такая чудесная лепнина! Модерн… Ее должны были отреставрировать и восстановить. Но то, что получилось в результате… Весь этот крашеный пластик… Мещанство… Ужас.
Она безнадежно махнула худой рукой, мелькнувшей из складок халата, и внезапно, по своему обыкновению, сменила тему:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
