Но урагана не случилось, потому что в этот самый момент в город въехали красные сани, застланные медвежьими шкурами, запряженные шестеркой белоснежных лошадей.
Король сидел в красных санях, глядя перед собой, и даже не соизволил помахать рукой или улыбнуться.
— Похоже, он не рад, что женится! — хихикнула госпожа Любелин. — Говорят, у него отвратительный характер!
— Будет отвратительным, когда собственные родственники пытались убить тебя раз двадцать, — заметил господин Штосс.
— А вам все бы сплетничать! — возмутилась госпожа Блумсвиль, срывая шаль и размахивая ею, как флагом.
Зазвонили колокола, горожане восторженно завопили, а невесты выпустили из озябших рук голубей. Музыканты старались вовсю, но флейты тонули в шуме людских голосов и колокольного звона.
Перепуганные птицы взмыли в небо белоснежным облаком, но одна метнулась из белой стаи и села на облучок королевских саней. Странно, но это был не голубь, а какая-то другая птица — мелкая, как воробей, но со светлым опереньем и длинным раздвоенным на конце хвостом.
Король, укутанный в горностаевую шубу, вдруг подался вперед и протянул руку, словно желая схватить птицу. Но белая птаха взлетела, едва не задев крыльями его носа, поднялась над толпой, сделала круг и… уселась мне на плечо, блестя черными глазами-бусинками.
Это походило на чудо, и я точно так же, как король, протянула руку к бесстрашной птице.
Она вспорхнула и скрылась в считанные секунды. Я проследила ее полет и встретилась взглядом с королем.
Он был очень молод. Гораздо моложе, чем я думала — что-то около двадцати пяти, если не меньше. Темно-русые пряди, торчавшие из-под шапки, придавали ему задорный, мальчишеский вид. Но вот выражение лица было вовсе не мальчишечьим. Резко очерченные скулы, упрямый выдающийся вперед подбородок с ямочкой, сурово стиснутые губы, почти черные брови — прямые, вразлет, как черные крылья, и глаза — синие-синие, словно зимнее небо, когда мороз. Синие и такие же холодные…
Наши взгляды встретились, хмурое лицо короля оживилось, синие глаза вспыхнули, загорелись…
И тут я узнала его, и сердце трусливо дернулось — трепыхнулось, как заячий хвостик. Я попятилась, но сзади напирали, и мне никак не удавалось скрыться.
— Мейери, ты куда? — спросил удивленно Филипп.
— Вспомнила об одной очень важной вещи, — ответила я, не сводя глаз с короля, а он уже ухватился за край саней, будто собирался выпрыгнуть.
Мне, наконец, удалось растолкать тех, кто стоял сзади, и я провалилась в людскую толпу, как в сугроб.
Усиленно работая локтями, я пыталась поскорее выбраться из этого сугроба, когда над площадью прозвучал голос, который перекрыл и звуки флейт, и грохот барабанов, и даже звон колоколов:
— Хватайте её! Вон ту, смуглую! — крикнул король, и я прибавила ходу, сожалея, что не могу улететь в небо, как белая пташка.
Но люди, только что обступавшие меня плотной стеной, отшатнулись и разбежались в стороны, а я осталась одна посреди площади. Я заметалась, пытаясь юркнуть в толпу и скрыться, но меня не пускали, шарахаясь, как от зачумленной.
Повинуясь приказу короля, гвардейцы пустили коней галопом, и окружили меня, преграждая путь алебардами.
— Следуйте за нами, барышня! — приказал старший из них — в высокой меховой шапке с красным плюмажем.
Убегать было сущим безумием, но в тот момент я лишилась способности рассуждать здраво и поднырнула под алебарду одного из гвардейцев, опять бросившись бежать.
Смешно пытаться обогнать лошадь. Меня настигли в два счета, и кто-то из гвардейцев без особых церемоний схватил меня за воротник полушубка, приподнял за шкирку, как котенка, и бросил поперек седла.
— В за́мок! — скомандовал старший, и всадники повернули коней.
Я брыкалась, но без толку. Мимо промелькнули полозья красных саней, а потом замелькали лошадиные копыта, гулко стучавшие по утоптанному снегу. Лука седла больно врезалась в живот, и эта боль привела меня в чувство.
— По какому праву меня задержали?! — завопила я. — Это произвол! Я буду жаловаться!.. — и тут же замолчала, понимая глупость своих угроз.
Жаловаться на короля? Кому? Небесам святым?..
Гвардейцы не ответили мне, и спустя пять минут мы въехали во двор замка Арнема. Двое дюжих солдат подхватили меня под локти и потащили вверх по лестнице. Не в подвальную тюрьму — и на том спасибо.
— Это ошибка, ошибка! — попробовала убедить их я. — Я не сделала ничего плохого! — но с тем же успехом можно было умолять о снисхождении каменные стены.
Меня привели в комнату на втором этаже и оставили одну. Выждав немного, я попробовала открыть дверь, но она оказалась запертой. На окнах — решетки, я обнаружила их, открыв ставни и отдернув шторы.
Комната использовалась под кабинет — здесь были кресла и письменный стол, секретер со множеством ящичков, запертых на ключ, и диван, на котором так удобно подремать, когда заработался за полночь. На секретере стоял бронзовый бюст высотой в две ладони. Я приблизилась, с опаской рассматривая его. То самое лицо — с высокими, резко очерченными скулами, волевым ртом и упрямым подбородком. Неизвестному мастеру удалось даже передать настороженный взгляд и чуть нахмуренные брови. Нет сомнений — это был скульптурный портрет короля.
Я несмело провела пальцем по бронзовому лбу и носу статуэтки, коснулась сурово стиснутых губ…
Король Иоганнес! Кто бы мог подумать!..
Мне стало жарко, и совсем не потому, что в комнате было натоплено.
В коридоре раздались шаги, потом повернулся в замочной скважине ключ, дверь распахнулась, и на пороге появился тот, чей портрет в бронзе я только что разглядывала.
Король. В горностаевом плаще, в темно-красной стеганой куртке, в меховой шапке, делающей его похожим на разбойника из детских сказок. За его спиной маячили слуги, с любопытством залядывая в комнату поверх монарашего плеча, но его величество пинком закрыл дверь, оставив любопытствующих снаружи, снял и бросил на диван шапку, туда же швырнул плащ и повернулся ко мне, скрестив на груди руки.
Сурово сжатые губы, которые я только что гладила отлитые из металла, скривились в некое подобие улыбки, но синие глаза (ах! их цвет не смог бы передать даже сапфир, куда там бронзе!) были холодны.
Король окинул меня взглядом и сказал:
— Ну, здравствуй, Головешка. Я же говорил, что мы встретимся.
2
Он смотрел на меня в упор, а я не могла отвести взгляда, только теребила рукавицы.
— Судя по всему, ты меня узнала, — заметил король.
— Вы не очень изменились, ваше величество, — ответила я чинно.
— Почему это? — хмыкнул он. — По-крайней мере, я вырос на фут.