Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Но оба мы понимали, что с появлением памперсов и детских сидений положение может измениться; поэтому всякий раз, когда я поднимала вопрос о детях, Дэн пожимал плечами и говорил: «Спешить некуда». Я с этим быстренько соглашалась и меняла тему, притворяясь, что не слышу, каким грохотом отдается во всем теле оглушительное тиканье «часиков».
Однако к размножению подталкивали меня не только подруги, но и церковь.
Я выросла в евангелической вере – следовательно, немалую часть жизни провела в сожалениях обо всем остальном человечестве – и о его уверенном марше в ад. Не то чтобы родители меня этому учили; скорее, эту мысль я почерпнула у проповедников, учителей воскресной школы и сверстников, а потом додумала до конца. Снова и снова слыша, что «широк путь, ведущий в погибель», я сделала вывод: буддисты попадут в ад за то, что поклоняются Будде, католики – за то, что поклоняются Марии, а Эл Гор – за то, что поклоняется природе. И вплоть до колледжа ничего странного или несправедливого в этом не видела.
В первый раз увидев по телевизору проповедь Джойс Майер[2], я поняла, что и ей прямая дорога в ад. Мне было тогда девять лет. Помню ее ярко-розовое платье, короткую стрижку и массивные золотые серьги в ушах. Расхаживая взад-вперед по сцене, с микрофоном в одной руке и Библией в другой, Джойс говорила с таким жаром и убежденностью, каких я никогда прежде не видывала. Ее уверенность в себе меня напугала. Я спрашивала себя, как ей удается сохранять такую дерзость в самой пучине греха, как она не боится говорить с экрана о «милости Господа нашего», когда всем известно, что женщины слово Божье проповедовать не могут? Ведь наш учитель в воскресной школе ясно говорит, что эту задачу Бог отвел мужчинам.
К этому времени я получила уже множество сведений, запутанных и порой противоречивых, о роли женщины дома, в церкви и в обществе. Вместе с каждым тезисом непременно звучало: непогрешимая воля Божья, мол, состоит в том, чтобы все женщины, всегда и повсюду делали то или это. В моем мире женщины вроде Джойс Майер воспринимались как еретички, ибо, проповедуя с кафедры, нарушали запрет апостола Павла в 1 Тим 2:12 («А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии»), а меннониты-старообрядцы – как фарисеи, поскольку у них женщины покрывали головы в соответствии с наставлением 1 Кор 11:5 («И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытой головою, постыжает свою голову»). Пасторы призывали жен повиноваться мужьям, как наставляет апостол Петр в 1 Пет 3:1, но очень редко советовали называть мужа «господином», как рекомендует все тот же Петр тремя фразами далее, в 1 Пет 3:6. К двенадцати годам я уже усвоила, что могу лично, одной лишь короткой юбкой или вырезом на блузке, навеки погубить какого-нибудь мальчика в глазах Божьих (Мф 5:27–28), и в то же время – что в красивых нарядах и внешней привлекательности ничего дурного нет, ибо именно этим спасла свой народ царица Эсфирь.
Как говорит Джеймс Добсон[3], женщины не ниже мужчин, просто предназначены для другого. Истинное наше призвание, уверяет он, в домашнем хозяйстве: здесь мы можем послужить Богу и мужьям нашим, содержа дом в чистоте, ставя ужин на стол ровно в шесть вечера и, самое главное, рожая детей.
В моем собственном доме о гендерных ролях или об иерархии почти не говорили. Повиновение мужу мама проявила один раз, в 1976 году – но не занималась этим каждый день. (Об этом случае я расскажу дальше.) Свободомыслящая в рамках достаточно жесткой традиционной культуры, по возвращении из церкви в воскресенье мама бралась за работу: всегда находилось что приготовить, с чьим ребенком посидеть, кому подготовить подарки на свадьбу. «Праздникам радуются только мужчины, – говаривала она. – А весь труд достается женщинам».
Готовку и уборку мама не любила, однако никогда не жаловалась на роль жены и матери, хоть из-за нашего появления на свет ей и пришлось надолго расстаться с работой в школе. Всегда энергичная, остроумная и любящая, она оберегала нас с сестрой от законнических ловушек, подстерегавших на каждом шагу, и убеждала, что мы, когда вырастем, сможем заниматься чем захотим, – неважно, что скажут люди. Как и мой отец, она любила Библию, но, кажется, оба они инстинктивно понимали: те правила, что запутывают людей, вгоняют в уныние, нагружают чувством вины – на самом деле не от Бога. Возможно, именно поэтому, пусть я и голосую за демократов, верю в эволюцию и больше не считаю, что все, кто на меня не похож, отправятся в ад, – я не возражаю, когда меня называют евангелической христианкой. Евангелизм для меня – это религиозный язык моей матери. Когда я взволнована, или в восторге, или в негодовании, или окружена людьми, понимающими меня, – я говорю на этом языке. И именно на этом языке чаще всего говорит со мной Бог в тех редких случаях, когда среди житейского шума удается различить Его голос.
Моя первая встреча с «библейской женственностью» произошла в колледже: здесь в общежитии оживленно обсуждался вопрос, допустимо ли студенткам в христианском учебном заведении выдвигать свои кандидатуры на должность старосты курса. Как выяснилось, на этот счет существовали правила: их изложил апостол Павел в Послании к Тимофею примерно две тысячи лет назад. Многие полагали, что библейская женственность требует от нас отойти в сторонку и освободить руководящую должность для какого-нибудь благочестивого мужчины. Другие отвечали, что эти правила относятся только к церкви, а третьи замечали, что очереди из благочестивых мужчин, готовых взять за себя организацию вечеринок и пикников, у нас нет и не предвидится. Если правильно помню, спор потерял всякий смысл, когда старостой стала девушка – и никто не возражал.
В следующие несколько лет я все чаще разговаривала об этом с подругами, особенно по мере того, как мы начали, одна за другой, выходить замуж и обзаводиться детьми. Многие испытали на себе влияние евангелического комплементаризма[4], движения, возникшего как реакция на феминизм второй волны и нашедшего яркое выражение в книгах Эдит Шеффер («Тайное искусство домашнего хозяйства», 1971) и Элизабет Эллиот («Позволь мне быть женщиной», 1976). Эти женщины – образцовые жены и домохозяйки – высоко ценились в реформатской традиции, где нередко можно было услышать изречения вроде: «Булочки с корицей, испеченные миссис Шеффер, привели к Господу не меньше людей, чем проповеди ее мужа». Их книги были остроумны и изящны, однако в основе их лежало твердое убеждение: призвание добродетельной женщины – в первую очередь дом; ее установленная Богом роль – роль послушной жены, усердной домашней хозяйки и любящей матери.
«Это и есть место женщины, – пишет Эллиот, – и всем нам необходимо понять, каково наше место, и занять его. Это место указывает нам Божья заповедь»[5].
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
