Моска сел и стал всматриваться во тьму. Еще несколько темных фигур тоже встали со своих полок, и кто-то сбил локтем свечку на пол. Она тут же погасла. Мистер Джеральд – теперь его едва можно было различить в кромешном мраке – сказал тихим дрожащим голосом:
– Этот солдат пырнул меня ножом. – И рухнул во тьме на скамейку.
По проходу из солдатского отсека вагона прибежали двое. При слабом свете свечек, которые они держали в руках, Моска увидел у одного из них офицерские нашивки.
Мистер Джеральд все повторял:
– Меня пырнули ножом. Этот солдат меня пырнул.
В его голосе уже звучал не страх, а удивление.
Моска увидел, что он сидит на полке, освещенный пламенем трех свечек, а на его брючине, чуть пониже пояса расплывается темное пятно. Над ним склонился лейтенант, приблизил свечку к брюкам и что-то приказал сопровождающему его солдату. Солдат побежал в конец вагона и принес одеяло и пакет первой помощи. Они расстелили одеяло на полу и попросили мистера Джеральда лечь. Солдат хотел было отрезать брючину, но мистер Джеральд воспротивился:
– Нет, лучше закатай. Я залатаю дырку.
Лейтенант осмотрел рану.
– Ничего серьезного, – сказал лейтенант. – Заверните его в одеяло.
Ни на его молодом лице, ни в голосе не было ни тени сострадания – только безразличная, формальная вежливость.
– Нас во Франкфурте должна ждать санитарная машина. Так что на следующей станции я отправлю телеграмму. – Потом лейтенант обернулся к остальным и спросил:
– Где он?
Пьяный солдат исчез. Моска, вглядевшись во тьму, увидел темную фигуру, скрючившуюся на соседней скамейке. Он промолчал.
Лейтенант пошел в солдатский отсек и вернулся, перепоясанный ремнем с портупеей и кобурой. Он осветил фонариком вагон и увидел скрючившегося на нижней полке человека. Он направил на него луч фонарика, одновременно достав из кобуры пистолет и спрятав его за спину. Солдат не шевельнулся.
Лейтенант грубо толкнул его:
– Поднимайся, Малруни!
Солдат открыл глаза, и, когда Моска увидел этот бессмысленный, как у животного, взгляд, ему вдруг стало его жалко.
Лейтенант, не отводя от глаз солдата слепящий луч фонарика, заставил его встать. Удостоверившись, что у того в руках ничего нет, он убрал пистолет в кобуру. Потом резким движением развернул солдата к себе и обыскал его. Ничего не найдя, он перевел луч фонарика на полку. Моска увидел окровавленный нож. Лейтенант взял нож и, толкнув солдата, повел его в конец вагона.
Поезд опять замедлил ход и остановился. Моска пошел в тамбур, открыл дверь и выглянул. Он видел, что лейтенант идет на станцию, чтобы отправить телеграмму во Франкфурт и вызвать санитарную машину. Больше на станции не было ни души. Французский городок, начинавшийся сразу же за станцией, был объят мраком и покоем.
Моска вернулся на свое место. Приятели мистера Джеральда, склонившись над ним, ободряли его, а мистер Джеральд нетерпеливо повторял:
– Да сам знаю, что это пустяковая царапина, но почему? Почему он это сделал?
А когда лейтенант вернулся и сообщил, что во Франкфурте их будет ждать санитарная машина, мистер Джеральд сказал ему:
– Поверьте, лейтенант, я его не провоцировал.
Спросите любого. Я ничего не сделал ему, ничего.
Почему он меня пырнул?
– Он просто чокнутый, вот и все, – ответил лейтенант. И добавил:
– Благодарите бога, сэр, Малруни, насколько я его знаю, метил вам в яйца.
Эти слова почему-то всех развеселили, словно серьезность намерений Малруни придала этому инциденту интересный оборот, а царапина мистера Джеральда превратилась в опасную рану. Лейтенант принес свой матрас и помог мистеру Джеральду улечься на него.
– В каком-то смысле вы оказали мне услугу.
Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе. Теперь он пару лет побудет в безопасном месте.
Моска не мог заснуть. Поезд тронулся, и он опять пошел в тамбур к двери, прислонился к стеклу и стал смотреть на проносящиеся мимо темные предместья, поля и леса. Он вспомнил, что почти такой же пейзаж медленно проплывал у него перед глазами, когда он ехал на броне танка или в кузове грузовика, или шел пехом, или полз на брюхе. Он считал, что никогда больше не увидит эту страну, и теперь ему было непонятно, почему же все так скверно вышло. Он же так долго мечтал о возвращении домой, а теперь вот снова на чужбине. И, стоя в полумраке вагона, он стал вспоминать свой первый вечер дома…
Квадратный плакатик, висящий на двери, гласил:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, УОЛТЕР!
Моска заметил, что такие же плакатики висят и на дверях обеих соседних квартир. Первое, что он увидел, переступив порог дома, была его фотография, которую он сделал перед самой отправкой за океан. А потом он попал в объятия матери и Глории, и Альф пожимал ему руку.
Они отступили от него на шаг, и воцарилось неловкое молчание.
– А ты постарел, – сказала мать, и все засмеялись. – Нет, я хочу сказать, ты повзрослел больше чем на три года.
– Да он не изменился, – сказала Глория. – Он ничуть не изменился.
– Герой-победитель возвращается на родину! – сказал Альф. – Да вы только взгляните на эти нашивки! Ты совершил какой-нибудь подвиг, Уолтер?
– Обычное дело, – ответил Моска, – у многих, кто был ранен, такой же набор наград.
Он снял свой бушлат и отдал его матери. Альф отправился на кухню и вернулся с подносом, уставленным стаканами.
– Господи! – изумился Уолтер. – Я-то думал, ты без ноги!
Он совершенно забыл, что мать писала ему об Альфе. Но брат, похоже, только и ждал этого момента. Он задрал штанину.
– Очень мило, – сказал Моска. – Здорово тебя починили, Альф.
– Черт побери! – пробурчал Альф. – Хотел бы я, чтобы у меня таких две было – ни тебе грибков, ни тебе вросших ногтей…
– Точно! – Моска похлопал брата по плечу и улыбнулся.
– Он одел протез специально к твоему приезду, Уолтер, – сказала мать. – Вообще-то дома он его не надевает, хотя и знает, что я не могу видеть его одноногого.
Альф поднял свой стакан.
– За героя-победителя! – провозгласил он и с улыбкой повернулся к Глории. – И за девушку, которая его ждала.
– За нашу семью, – сказала Глория.
– За моих детей, – сказала мать прочувствованно. И обвела взглядом всех, включая и Глорию. Все вопросительно посмотрели на Моску.
– Давайте-ка сначала выпьем по первой, а потом я что-нибудь придумаю.
Все засмеялись и выпили до дна.
– Ну а теперь ужинать, – сказала мать. – Альф, помоги мне накрыть на стол. – И они ушли на кухню. Моска сел в кресло.
